опытен в деле: душа приобрела навык постепенно и нечувствительно, чрез упражнение в искусстве. Так и в смирении: от исполнения заповедей бывает некоторая привычка к смирению, и нельзя выразить это словом' [с. 46]. Святой авва указывает лишь некоторые признаки, свойства смирения: смирение не гневается и никого не гневит, 'сопротивляется тщеславию и хранит от него человека', в скорби никого не укоряет и не возлагает ни на кого вину, 'и таким образом переносит случившееся без смущения, без скорби, с совершенным спокойствием' [с. 40, 41]. В ответе старца на вопрос святого аввы: 'Что есть смирение?' — говорится так: 'Смирение состоит в том, чтобы ни в каком случае не почитать себя за нечто, во всем отсекать свою волю, повиноваться всем и без смущения переносить то, что постигает нас отвне. Таково истинное смирение, в котором не находит себе место тщеславие. Смиренномудрый не должен стараться высказывать свое смирение на словах, но довольно для него говорить: 'Прости меня' или 'Помолись о мне'. Не должно также самому собою вызываться на исполнение низких дел; ибо и то, и другое ведет к тщеславию, препятствует преуспеянию и более делает вреда, нежели пользы; но когда повелят что-либо, не противоречить, а исполнять с послушанием: вот что приводит к преуспеянию' [с. 235, 236]. 'Смирение сильно привлечь в душу благодать Божию' [с. 40].
Есть два вида смирения. Первое состоит в почитании брата своего выше — превосходнее себя, второе — в приписывании Богу своих подвигов. Последнее рождается от исполнения заповедей Божиих, от меры приближения подвижника к Небесному Царю [с. 43, 44]. Потому-то святой Египетский пустынник Агафон (V в.), когда его спросили в конце жизни, боится ли он Божественного суда, смиренно ответил: 'Я исполнял волю Божию по силе своей, но не знаю, угодно ли дело мое Богу; ибо иной суд Божий и иной человеческий' [с. 78].
'Смиримся немного, — призывает преподобный, — и спасемся' [с. 40]. 'Блажен, братия, кто имеет смирение — великое смирение' [с. 40]. 'Благий Бог да подаст нам смирение' [с. 49]. Смиряя себя, подобает и
Тот, кто укоряет себя, всегда спокоен. Где бы он ни был, что бы с ним ни случилось, он не впадает в печаль, ибо 'уже предварительно считает себя достойным всякой скорби' [с. 91]. Если во всем виним себя, а не других, то это приносит нам только благо, 'доставляет великое спокойствие и преуспеяние, и тем более должны мы это делать, что ничего не бывает с нами без Промысла Божия' [с. 93]. Но случается так, что брат, услышав укорительное слово, приходит в смущение и винит за это своего оскорбителя. 'Вот смешное суждение! — восклицает святой авва. — Вот обольщение диавольское! Разве тот, кто сказал ему слово, вложил в него страсть? Он только показал ему ту, которая уже была в нем, для того чтобы он, если хочет, покаялся в ней'. Преподобный сравнивает смутившегося с гнилым хлебом: снаружи хорошим, а изнутри заплесневевшим. 'Итак, если он хочет получить помилование, то пусть покается, очистится, преуспеет; и пусть видит, что он еще должен благодарить брата, как доставившего ему таковую пользу' [с. 91, 92].
Сворачивающий с пути самоукорения теряет все свои труды, хотя бы и совершил 'тьмы добродетелей' [с. 91].
Еще более опасно осуждать других — должно
Ничто так не гневит Бога, не удаляет от Него и 'не обнажает человека', как осуждение ближнего [с. 80]. Безошибочная власть принадлежит одному Богу, ибо только Ему ведомо душевное устроение и возможности каждого. Он иначе судит 'дела епископа и иначе правителя мирского, иначе судит дела игумена и иначе ученика, иначе старого и иначе юного, иначе больного и иначе здорового. И кто может знать все суды сии? Только Един, сотворивший всех, все создавший и все ведущий' [с. 82]. Чтобы лучше запечатлелась в памяти эта мысль, преподобный рассказывает одно происшествие. В некий город прибыл корабль с невольниками. Среди них были две маленькие девочки. Одну из них купила святая дева, другую — блудница. Разумеется, воспитание девочкам было дано разное. И преподобный спрашивает: 'Если обе впадут в блуд, или иной грех, можно ли сказать, что обе они подвергнутся одному суду, хотя и обе впали в одно и то же согрешение?.. Как же возможно, чтобы обе были судимы одним судом?' [с. 82, 83]. Случается и так, что мы судим погрешающего, а у него есть 'одно доброе дело, которое угодно Богу более всей жизни'. Осуждая его, мы отягощаем свою душу [с. 83].
Правильно поступит человек тогда, когда он остановит согрешающего (сам или через кого-то), но сделает это с чувством сострадания, с искренней любовью и смирением, с целью не укорить, а исправить. Со страхом Божиим скажет ему: 'Прости, брат мой, если не ошибаюсь, мы нехорошо это делаем' [с. 62].
Такое отношение возможно лишь при наличии той любви, какая присуща была святым. Святые лучше других видели падение ближних и более других отвергали грех, и тем не менее относились к ним, как к братьям. Они не осуждали их, не отвращались от них, но сострадали, скорбели, вразумляли, утешали, врачевали — делали все, чтобы спасти их [с. 85].
Подчеркивая силу любви, преподобный именно здесь и вспомнил 'круг, начертанный на земле, средина которого называется центром, а прямые линии, идущие от центра к окружности, называются радиусами'. Круг — это мир, центр — Бог, радиусы — пути человеческой жизни. 'Насколько святые входят внутрь круга, желая приблизиться к Богу, настолько они становятся ближе и друг к другу… И сколько приближаются друг к другу, столько приближаются и к Богу. Так разумейте и об удалении'. 'Таково, — заключает святой авва, — естество любви' [с. 88]. И в другом месте продолжает: 'Всякая добродетель усовершаетcя любовью к ближнему… Кто боится Бога и молится Ему, тот приносит пользу и ближнему' [с. 188].
'Совершенная воля Божия' выражается в заповеди творить
Благо милостыни велико — она низводит благодать Божию, прощающую грехи. Делание ее особенно приближает человека к Богу — уподобляет Ему. Цели ее бывают разнообразны. Иной творит ее, 'чтобы благословилось поле'; другой подает, чтобы сохранился его корабль, спаслись его дети, 'чтобы прославиться' — и Бог 'не отвергает никого, но каждому подает то, чего он желает, если только это не вредит душе его' [с. 166]. Иногда совершают милостыню для того, чтобы избавиться от вечных мук или чтобы получить награду. Но и в одном и в другом случаях творящие находятся еще в состоянии рабов или наемников, исполняющих волю господина своего не добровольно и не бескорыстно. 'Разумная милостыня' — достойная — бывает тогда, когда подается 'ради самого добра', сострадания к другим, 'как своим членам' [с. 167, 168].
Оказывать милость может каждый. 'Если ты, — учит преподобный, — не можешь дать столько, сколько оные богачи, влагавшие дары свои в сокровищницу, то дай две лепты, подобно оной убогой вдовице, и Бог примет это от тебя… Если и того не имеешь, имеешь силу и можешь служением оказать милость немощному брату. Не можешь и того? Можешь словом утешить брата своего… можешь, когда огорчится на тебя брат твой, оказать ему милость и потерпеть ему во время его смущения… промолчать… простить ему… И таким образом, не имея чем оказать милосердие к телу, милуешь душу его'. А последнее еще ценнее [с. 168, 169].
Также каждый подвизающийся может и должен соблюдать
Не преминул преподобный авва дать правила тем, кто на время оставляет свою келью, дом, чтобы
Посещать друг друга подобает по христианской любви, по искреннему участию в жизни ближнего; также, чтобы поучиться доброму у друга, услышать от него духовное слово, проверить и узнать 'свое душевное устроение' [с. 177]. Полезно обратить внимание на то, замечает ли посетитель в хозяине только хорошее, или начинает осуждать его; поступает ли он так, как поступал при таких же обстоятельствах преподобный Антоний Великий: от одного заимствовал кротость, от другого смирение, безмолвие и таким образом собирал для себя добродетели каждого. 'Так, — заключает святой Дорофей, — должны поступать и
