— Сколько живу на свете, не видал таких патретов!
— Чумной ты, Митря!
— Как из пушки вылетели, головами вперед, слово чести!
Они хохотали до слез.
— Как бы не повредились, бедняги…
— Куда там! Рванули через поле, не разбирая дороги! Во здорово, если мусора возьмут их вместо нас…
— Пускай и они переночуют в отделении.
Димок задыхался от хохота, держась руками за живот. Силе хлопнул его по спине.
— Эй, малый! Слышь, Митря! Гляди, помрешь со смеху! Димок зажарил трех гусей. Умял одного как одержимый, запихивая в рот обеими руками. Набив брюхо до отказа, он привалился на бок.
— Гляди, я как на седьмом месяце…
Силе бросил кость в огонь и вытер руки о порты.
— А ты обжора.
— Занятие-то — ничего!
— Привык, видать, у матушки…
— Там мне одни кукиши доставались.
Димок ковырял в зубах ногтем мизинца. Профессор откопал на дне кармана окурок. Они выкурили его, затягиваясь по очереди.
— Так, говоришь, чуть было не забил тебе баки Каиафа?
— Надо признать, он был бесподобен!
— Чепуха! Я ж его раскусил! За версту чую продажу! — Как?
Димок улыбался огню. Ответил не сразу:
— Нечистый поддевает меня рожками: «Внимание, Димок, мой мальчик, это Каиафа!» А почувствую укол рожек — все! Ушки на макушке. Как ушел из исправительной…
— Да, ты же обещал рассказать. Вор сплюнул.
— В другой раз.
— Никак стыдишься?
— Черта с два!
— Так в чем же дело? Расскажи, Митря, все равно делать нечего.
Ночная мгла отступала, сквозь дождь изредка прорывались огненные стрелы. Димок ковырял палкой угли, всматриваясь в них.
— В тюряге накололи двоих: Тити Спину и Агарича, воров в законе. Комиссары — на нас, прицепились ко мне из-за шрама на патрете. Через неделю прописали в исправительной.
— На пользу пошло. Ты исправился, тьфу-тьфу, не сглазить… Челнок улыбнулся горько:
— Вот те крест, самому что ни на есть скверному там и научился! Что ты! Тюряга просто рай, лоно Авраамово! Знаешь, чем нас лупцевали? Железными прутьями с сигарету толщиной, как удар — так кожа лопается. Не успевали штопать! Будь ты святой, все равно били, гады! Вздохнул — получай, засмеялся — получай, повернулся — получай!
— Ужас!
— Меня затолкали в столярку вместе с Санду Менялой, Припоном и двумя ворами из Галаца, они попали под поезд лет пять назад…
— Которые грузовые поезда чистили?
— Да, братья Пырцулете. Только война кончилась — упарила засуха, сам директор сосал лапу. В Аушвице и то больше травы было, чем во дворе исправиловки, слово чести! С тех пор не терплю зелени. Листья, брат, жрали, кору.
— Брось заливать!
— Чтоб мне не жить!
— Что же вам давали?
— На завтрак — тминный суп, на обед — тминный суп и три картошины, на ужин — тминный суп. И вот так восемь месяцев кряду! Меня рвало от одного его вида. Ни единый опосля такой школы не пошел по праведному пути, одни воры да рецидивисты тюрьмы заполонили…
— Там и познакомился с Трехпалым?
Челнок криво улыбнулся и кивнул. Он точил о камень «перо», найденное в корзине.
— Чем ты его держишь на кукане?
— Мой туз, чего лезешь!
— Ладно, ладно…
— Как-то зимой обчистили мы продсклад начальства. Жратвы — завались, высшего сорта, всю округу впору накормить. Я набил матрас колбасой салями и жрал втихаря. Продал меня кто, учуяли ли собаки, не знаю. Факт тот, что взяли в работу. Четверо холуев измывались посменно. Уставал один, второй принимал прут, и — давай! Куски от меня отваливались, а я лыбился. Я их до ручки довел, упрашивали меня сказать: «Хватит!» — Челнок скривил рот в улыбке. — А я — молчок!
— Почему?
— А ндравилось. — В глазах его зажглись синие огоньки. — Чем больше вертишь меня на вертеле, тем больше мне ндравится — я тебе уж говорил…
Силе смотрел на него, прищурившись:
— Верно, говорил… Слушай, Митря, ты уверен, что тебя родила женщина? Не случайно ли ты воплотился в человека?
Вор отмахнулся.
— Два месяца меня штопали лепилы. Усомнились было, выживу ли? Прочие лежачие, все воры с малолетства, каждый по своей части, учили меня тому, и другому, и третьему. Все это, вдобавок к школе Коливара и Таке Крика, сделало меня профессором. К весне заскок заимел — уйти. Трудно — жуть, конные мусора кругом. Пять раз смывался, пять раз ловили.
— И бей, убивай Малыша! Челнок довольно осклабился:
— Ну да я все равно их обдурил. Свихнутым прикинулся.
— И они поверили? — А то!
— Как же тебе удалось?
— Сперва я их завел по случаю пасхальных подарков. Богатеи жратвы прислали. Нам и досталось-то по два крашеных яйца на рыло. — Он засмеялся: — Так я их сунул под зад, сел на них наседкой и давай кудахтать… Глядели на меня мусора, шушукались, не спускали глаз. Назавтра я им скормил второе: полез рукой в печку за горящими угольями, хотел, мол, добыть огня на растопку… На десерт они вызвали «скорую»…
— Ври еще, что сидел в дурдоме! Вор рассмеялся:
— Нет, будь ты трижды счастлив! По пути ушел. Проехали село Тылмач, что рядом с Сибиу, и мои стражи сошли, по нужде. Ночь, темень, только меня и видели!
Они болтали допоздна. У Силе слипались глаза. Он зевнул так, что хрустнули челюсти, сунул под голову корзину и растянулся у костра.
Глава VIII. Димок избегает западни
— Никто не дал бы приют двум беглым!
Доктор улыбнулся:
— Ошибаешься, дорогой, люди бывают разные…
Профессор проснулся с тяжелой головой. Всю ночь шел дождь. Небо сливало щелок, заполняя утро липкой грязью. Стены пещеры роняли холодные слезы, пахло холодом и одиночеством.
