— Да ладно…
— Тогда мне приходилось очень туго.
— Зато сейчас хорошо!
— Слава богу! Завтра возьму деньги в сберкассе — вам на дорогу. — Он улыбнулся. — Нора о них не знает, мои сбережения…
— Ты очень любезен. Хозяин вздохнул облегченно:
— Тогда отдыхайте. Поговорим еще за утренним кофе. Покойной ночи.
— Покойной ночи, Алек, и большое тебе спасибо!
Челнок провожал его взглядом, пока за ним не затворилась дверь, затем перерезал телефонный провод. Профессор подскочил.
— Ты что? — Ша!
— Ты… ты… — Он не находил слов. Вор осклабился:
— Я, дядя, пуганый! Этот тип мне не нравится.
— Не было печали…
— Не нравится он мне, — повторил Димок упрямо. — Тута два входа?
— Дя.
— Хм! Хреново! — Он подошел к окну: — Ложись, я на стреме.
Он погасил свет. Беглый пожал плечами и стал раздеваться, бормоча:
— Что я ему скажу завтра, когда обнаружится, что провод перерезан?
— Скажешь, пунктик у дружка.
Челнок следил за ночными тенями. Внезапно он оседлал подоконник и скрылся в темноте.
Силе смотрел в потолок, перебирая в памяти слова Алеку: «Техника предоставила в наше распоряжение замечательное средство предупреждения невыносимых ситуаций — телефон».
Да, этот урок Алеку получил еще в студенческие годы. На последнем курсе они поехали на обзорную экскурсию по стране вместе с преподавателями. По возвращении в Бухарест на Северном вокзале доцент Стаматиу достал из кармана пригоршню двушек: «Звоните предварительно, господа, так оно лучше!» Полушутя, полусерьезно каждый из них взял по монетке. И только Холбан, замдекана, заявился домой без предупреждения. Открыв дверь и увидев, что происходит в спальне, он рухнул на пол. Инфаркт.
Силе содрогнулся. Он вспомнил другой случай. Как-то в четыре часа утра его разбудил телефонный звонок. Мужской голос спросил тихо, сквозь слезы: «Сэм, моя жена у тебя?» Он швырнул трубку в сердцах. А человек повторял звонки каждые полчаса. Ему не верилось, что виновата телефонная станция или что он набирает не тот номер. Около восьми он разрыдался: «Сэм, попроси ее вернуться домой, я все прощаю»…
Беглый закрыл глаза.
Алеку шагал быстро, беспокойно оглядьюаясь. Вор следовал за ним, прижимаясь к заборам, не теряя его из виду. Горная прохлада разгуливала по ночным улицам, обнимая ледяными руками запоздалых путников.
Алеку Истрате остановился перед каким-то зданием, потоптался в нерешительности, но в конце концов вошел.
Челнок прочел вывеску и выругался — это была милиция.
Глава IX. Судьба украденных денег
— Непорочны одни только ангелы небесные, — заметил пастор.
Вор крикнул в окно:
— Деру, дя Силе! Мусора на подходе!
Беглый только что задремал. Он вскочил как ужаленный.
— Что такое? Что случилось?
— Продал тебя друг, прямехонько в милицию поспешил! Силе пришел в себя. Быстро собрал шмутки и выпрыгнул в окно.
Они бежали наугад через лес, натыкаясь на деревья. Ночь стерла последние следы света. Не было видно ни зги. Взбешенный Силе беззвучно матерился. Под кожей ходили желваки. И вдруг остановился.
Вор глянул на него с опаской:
— Что ты, дя Силе?
— Я иду назад, слышь, малый, задушу гадину!
— Ты с ума сошел! Наддай!
Они побежали дальше. Лицо Беглого было землистым, глаза метали молнии. Он не мог осознать предательство друга.
— Как это? Именно меня заманить в западню? Меня?!
— Говорил тебе, это Иуда. Другой раз не перечь.
— Какой подлец! И за что? За что, Митря, скажи! От меня он одно добро видел.
— А за что тебе сторож заговаривал зубы, дожидаясь милиционеров? Такова жизнь! Постой маленько, дя Беглый, дай передохнуть.
Они остановились на опушке леса. Димок растянулся на спине, переводя дыхание. Силе перебирал ногами, как жеребец.
— Мерзавец! Чтоб ему треснуть! Чтоб ему не дожить до завтра!
— Не увидел бы фараонов — не поверил бы мне, верно?
— Как тут поверить?
Челнок курил, поглядывая на черное небо. Холодная тьма поглотила их, по-воровски проникая в души. Беглый сплюнул с отвращением.
— Верно сказано: «Упаси меня, боже, от друзей…»
— Дело прошлое, чего теперь маяться! Спасибо, успели прибарахлиться.
— Это он чтобы охмурить! Чтобы отвести подозрения. Достану же я тебя, брат Алеку! Не уйдешь от меня, счастливчик!
— А правду он брехал, что твои его кормили?
— Три года, Димок, дорогой ты мой! Я его заставлял заниматься, он же лентяй; у нас был один галстук, на свидания он ходил в моем костюме.
— И ты не почуял в нем гада? — Нет.
— Я же говорю — фазан фазаном! Подались, что ли?
В темноте висели огни Плоешти. Беглецы спускались в долину, прикидывая на глаз расстояние.
— Сколько осталось? — спросил вор.
— Километра два-три.
Ночная тьма выдохлась. Они шагали рядом, руки в брюки. Димок дрожал от холода, его одолевала усталость.
— Так, говоришь, опять тебя нечистый боднул рожками — продажу почуял?
— Ну…
— Слушай, а на что у тебя с ним договор? Челнок остановился.
— Я его в себе ношу. И недаром.
Они вымыли обувь в луже. Вдалеке кричали петухи.
— Светает.
— Ну что, дя Силе, потопали в город?
— Только если у тебя там кто-нибудь есть. Иначе нас первый же постовой сцапает.
— Аида на вокзал, может, какой товарняк оседлаем.
— А вдруг увезет в обратную сторону?
