— Дальше?..
— Прости, я и позабыл, что обо всем надо думать мне!
— Я же пытался. Ты сам видел…
— Да уж, нагляделся.
— Аида к биндюжникам, — предложил вор нерешительно.
— Они тебя знают?
— А как же!
— Тогда не надо.
Они шли по бульвару. При каждом дуновении ветра с листьев падали крупные капли воды.
— А сколько счас время?
Силе не ответил. Он зло пинал носком попадающиеся на пути камешки.
— Небось первый час уже, а, дя Силе?
— Тебя что, жена дожидается? Дети? Закроют подъезд, а у тебя нет ключа? Так в чем же дело? Шагай знай! Это наша участь — тикать! Куда? Куда глаза глядят. Сколько? Пока не лопнем.
Вор остановился.
— Да что на тебя нашло? Разрази меня гром, не пойму, чего ты убиваешься?
— Куда тебе!
— Кто тебя просил бежать-то? Дело ментов — ловить, наше дело — их дурить. Разве не так?
— Да, но…
— Чего «но»? Не ндравится тебе в бегах, сиди в каталажке! Тепло, роба — последний писк моды, шамовка дармовая, ни тебе дождя, ни тебе снега, все на казенный кошт.
Профессор остановился и с удивлением оглядел вора. Промокший до нитки, весь в синяках, Димок остервенело стучал зубами. Силе рассмеялся:
— А ведь ты прав, малый!
— Знаю, дура!
Они засмеялись. Отлегло от сердца, дождь и усталость отступили.
— Так, говоришь, не ндравится на воле — сиди в каталажке?!
— А как же? Задарма ничто не дается, тем паче беглым. Скажи спасибо, что можешь дойти до перекрестка и повернуть, куда твоей душе угодно. Так?
— Так, Митря!
— Да благодари всевышнего, что дал тебе в помощники человека с головой!
— Да-а, повезло…
— К примеру, что мы, по-твоему, должны сейчас делать?
— А то у нас есть выбор? Шагать вперед.
— Всю ночь?
— Всю! Хоть согреемся.
Димок удивленно поцокал языком:
— Тоже мне, головастик! А о том не подумал, что на улицах ни души и возьмет нас первый же постовой?
Беглый пожал плечами:
— Ну конечно, квартира пустует, а я гуляю!
— А чего ей пустовать? Пошли в мою берлогу!
— Ты ж говорил, что наврал и нет ее у тебя.
— Чего человек не сболтнет! Лево, кляча!
— Ловкач же ты, Митря! Завсегда у тебя туз в рукаве.
— А то!
— Все время думаю, какой еще сюрприз меня ожидает. Глаза вора сузились:
— Напрасный труд, голубь, не угадаешь!
Они свернули в узкую боковую улочку, объятую тьмой.
— Кто хозяйка? — спросил Беглый.
— Посаженая мать моих предков. Почтенная женщина. Году в тридцать шестом держала трактир в Дэмэроае.
— Ясно! Опять синяками разживешься. Видать, начало ндравиться…
— Махнем через забор, у меня нет ключа от парадного. Беглый перекрестился — за забором простиралось кладбище Белу. Вор прошептал:
— Нишкни! Чую нюхом, у ментов и дома покойников под наблюдением.
Они поползли между могилами. Трава была мокрая, дорожки развезло. Силе приложил губы к уху Димка:
— Ты был прав, вон патруль. — Где?
— На скамейке, рядом с большим крестом.
В ночи можно было различить два силуэта в дождевиках. То вспыхивали, то гасли огоньки сигарет.
— Пошли бог здоровья тому, кто придумал табак! — пробормотал вор.
— Тсс! Налево кругом!
— С чего это? Иди за мной. — Димок свернул к аллее бедноты, заросшей бурьяном. Деревянные кресты под порывами ветра шатались как пьяные.
Сердце Беглого сжалось. Он вспомнил своего отца на катафалке. Покойный был человеком бережливым, все беспокоился о детях, ради того, чтобы они не знали нужды, отдавал последнее. Как-то осенью он повстречал крестьянина, торгующего виноградом по дешевке. У отца не было корзины, так он снял сподники, завязал тесемками штанины и наполнил их гроздьями… Он отказывал себе в кружке пива, даже в стакане сельтерской. Единственной его страстью была обувь. Он недоедал месяцами ради покупки новых башмаков, трижды на дню чистил их кремом и наводил лоск бархоткой.
Хоронили его в одежде, купленной у старьевщика, и в ботинках с дырявыми подошвами…
Они опять оказались среди мраморных склепов. Вор достал из тайника ключ и открыл тяжелую железную дверь.
— Прошу, Посаженая мать ожидает нас.
Глава XV. Ищут двух беглых
Скупо светила лампада. Пахло маслом, смертью. Силе содрогнулся:
— У тебя не все дома! То ты меня в гроб затащил, теперь в склеп, а следующий раз…
— Отправлю на тот свет!
Вор смеялся, скривив рот, прищурившись. Смех этот настораживал Беглого.
— Чего же ты ждешь?
— Все в свое время, голубь. Пока что сиди за своей партой… — Он заметил, что у Беглого заходили желваки на скулах, и положил ему руку на плечо. — Брось, слушай, шуток, что ли, не понимаешь?
— Не понимаю.
— Кусочник! — Он прицельно плюнул в фотографию на камне: — Привет, мадам Маргарита!
— Кто это?
— Патрет-то, а? Весь гарнизон с ума свела! Чины дрались, аки петухи, один даже пулю себе в лоб пустил…
Силе всмотрелся в нежное лицо с большими ясными глазами и кукольным носиком.
— А на вид — сама чистота… — Дану?
— И немного мечтательная… Такие женщины всю жизнь хранят первый цветок, подаренный любимым.
Вор рассмеялся:
— Теперь я понял, почему ты попал в штангу с бабами!
