Всем падлам падла! Ясно? Прикидывалась непорочной девой и дурила мужиков, что твоих младенцев!
— Как?
Вор растянулся на полу, заложив руки за голову.
— В те времена богатеи дневали и ночевали в Синае, морем-то заболели только теперь, в последние годы. Раз — и она приземлилась на курорте. Они всем скопом на нее. А сучка свое дело знает: очи в землю да вздохи, пока не подвернется старикашка с набитой мошной. Она тянет его в горы с рюкзаком, по немецкой моде. У живчика язык на плече, а ни гу-гу, за мужика хочет сойти. К вечеру он готов, забыл, как его зовут. Пьют шампанское, потом начинается цирк: не могу, я девственница. Утром фрайер готов поклясться, что это он ее спортил.
— Господи! А дальше что?
— Шлюха в истерику: в окно выброшусь, жизнь мою загубил! И фонтан слез. К обеду кладет миллион за пазуху…
— Фантастика!
— А через три дня — другой. На том и разбогатела, в газеты попала, здорово ей врезал Зизи Шербан куплетом.
— Маргарита… Как ее дальше?
— Врабие, дочь Жижи Паспарола из Милитарь. Отец ее работал по части покера, что его и доконало. Имей я столько деньжат, сколько домов разбила эта маруха!..
— Да уж…
Беглый опять залюбовался фотографией.
— Глядишь — и не верится, прямо ангел… Век живи, век учись!
— И все равно дураком помрешь! — дополнил вор, зевая. — Поспим часок? Глаза слипаются, не могу больше. Ложись рядом.
— Давай по очереди. Один захрапит — второй его толкает. Представляешь, идет мимо патруль и вдруг слышит храп мертвецов…
— Силен! Даром что дура, а нет-нет да и выдаст что-нибудь путное. Чур, я первый.
Уснул он мгновенно. Силе осмотрел тесное помещение. Лампада спокойно освещала лик Маргариты, заполняя утлы тенями. Вдруг он вскочил в испуге, вспомнив историю студентки, закрытой на ночь в склеп. Дурацкая шутка сокурсников дорого ей стоила: наутро ее нашли седой и абсолютно невменяемой. Ее взгляд был прикован к змее, ползавшей по полу…
Беглый стерег сон вора до самой зари, вздрагивая при каждом шорохе.
Димок заморгал. Сквозь вентиляционные отверстия врывался утренний свет.
— Почему ты не разбудил меня на смену?
— Уж больно ты сладко спал, — ответил Беглый устало. — Давай смываться, Митря, не могу я здесь больше. Вор приоткрыл дверь и внимательно осмотрелся.
— Зеленый!
Когда они выбрались с кладбища, Беглый облегченно вздохнул.
— Скажи, Митря, правда, что в склепах водятся змеи?
— Навалом! Но они не ядовитые. Профессор с отвращением плюнул:
— Знай, за эту ночь я постарел на десять лет!
— Боишься их, что ли?
— Не то слово! Хорошо, они не выползли, а то я там бы и остался.
— Тоже мне, мужик. Да я ребенком таскал их за пазухой. Сеструха даже проглотила одну…
— Прекрати!
— Не сойти мне с этого места, если. вру! Она спала в саду с открытым ртом, и змея залезла ей в глотку…
— Кончай! Чокнулся, что ли? Я ж могу кишки выблевать!
— Погоди, дай расскажу, как ее вытащили. Беглый ускорил шаг, Димок засеменил следом.
— Привязали ее ногами к балке. А на пол поставили таз с горячим молоком. Змея почуяла и…
Силе позеленел:
— Как двину! Нарочно измываешься? Я же их не выношу! Даже в кино, когда показывают змей, отворачиваюсь.
— Не заливай!
— У каждого свой пунктик, у меня — змеи и мыши…
— Ну, уморил! — Однако Димок тут же вспомнил: — А ты мне плел, будто намылился туда, где не ступала нога человека. Что б ты, братец, делал в пустыне, где гады кишат?
— Больших я не боюсь.
Они сели на скамейку в парке Свободы. Беглый достал сигареты.
— Еще одна ночь миновала.
— Бог милует. — И Димок уточнил: — Пока…
— Что ты предлагаешь?
Челнок курил, глядя в землю. Затем сказал со вздохом:
— Тут нам не жить, дя Силе. Надо двигать в другую сторону. — Куда?
— Где рыба водится, к морю. В Констанце народу что сельдей в бочке: и нашего, и иностранного, — легче уйти, легче затеряться…
Беглый переломил сигарету в пальцах.
— Чертова на тебе кожа, Митря!
— Весь я чертов, до сих пор не расчуял?
— За братцем Тити гоняешь! — Я?!
— На мокрое дело тебя тянет, Димок, не будет тебе покоя, пока не выпустишь кишки младшему Зуграву! Ты сам говорил. Говорил или нет?
Вор сверкнул зубами.
— Другой коленкор!
— Возможно, но как бы тебе не сгореть!
— За кого ты меня имеешь? Дурья твоя башка! Что ж я, сам полезу в полосатую робу? За ним мусора гоняют, высунув язык, а тут я в придачу! — Он вздохнул: — Не боись, он свое получит, да только не время теперь. Уговор-то я помню. Веришь мне али нет?
Беглый улыбнулся тонко:
— Допустим.
— Правильно допускаешь. Как почую жажду крови, свернем кооператив. Лады?
— А вдруг забудешься…
— Ну! Стоит глянуть на твои лопаты. — Вор взял его руку. — Хорош инструмент! Как умно распределил все Всевышний: одних наделил умом, других — лопатами…
— Тебя-то Нижайший всем наделил! Знаешь, сегодня ночью я щупал твою черепушку — рожки искал.
— Чокнутый!
— Иногда я думаю, что ты — это он, тьфу, тьфу! — Силе несколько раз оглядел Челнока с головы до пят, — Ну-ка, Митря, перекрестись!
— Тьфу!
— Давай, давай! Хочу убедиться.
— Ты гляди, а еще ученый человек, профессор! На мыло его! Беглый рассмеялся и покачал головой:
— Пугаешь ты меня, Митря, не знаю, что и думать. В жизни не видал таких глаз, как твои!
Вор вскочил на ноги:
— Опять лезешь?
— Да нет, пошутил. Ты божий человек, Митрий Челнок, он же Димок, божий человек. Пошли в буфет.
Пиво было теплым, рогалики — каменными, стол шатался.
