аромат свежего кофе. Женщина поставила чашку на стол и, молчаливая и бесплотная как тень, уже собиралась выйти, когда майор ее остановил. Сделал глоток кофе и причмокнул от удовольствия.
— Чудесный кофе, большое спасибо. А скажи, пожалуйста, зачем ты вернулась в Бухарест? Ведь ты знала, что дома никого нет.
— Мне тоже хотелось подольше побыть у своих родных, но господин инженер велел, чтобы дом не оставался пустым.
— А почему госпожа не уехала с ним? Насколько я понял, она тоже собиралась.
— Да, ведь я покупала билеты для обоих. Откуда же я могу знать, почему она не поехала? — со слезами на глазах сказала женщина.
— Сколько времени ты работаешь в этом доме?
— Десять лет, с тех пор как вышла замуж барышня Рафаэла.
— Чем занимается твоя хозяйка? То есть какая у нее профессия?
— Что-то связанное с океаном, с рыбами, с… ряской.
— С чем? — удивленно поднял брови майор.
— Ну, с этими… с водорослями. Она была на специальной стажировке. В Америке.
— Где она работает?
— Где-то в районе Снагова.
Майор перевернул листок с рапортом Голема и начал чиркать по нему ручкой.
— Какое мнение сложилось у тебя об их семейной жизни? — задал он последний вопрос.
— Хорошее, только вот… Женщина была в нерешительности.
— Говори, не смущайся! — подбодрил майор, продолжая разрисовывать бумажку.
— Господин инженер был хорошим человеком, хотя… — Она снова запнулась, вытерла руки о фартук и, словно вспотевшие ладони были причиной колебания, продолжила: — Что могу сказать я, если вы сами, господи боже, ничего не понимаете? По моему глупому разумению господин инженер слишком стар для барышни Рафаэлы… Он был стар духом, а не телом! — решила она уточнить, когда слева от майора вдруг зашевелился Тесак.
Телефонный звонок заставил всех вздрогнуть. Иоана Горунэ смотрела вопрошающе. Майор попросил ее снять трубку. Не успев даже поднести ее к уху, женщина разразилась рыданиями, от которых содрогалось все ее тело.
— Да, господин инженер. Нет, господин инженер, — бормотала она между всхлипами. После длительной паузы, вытерев глаза полой все того же фартука, она протянула трубку майору.
— Это господин инженер, — сообщила она. — Звонит из Ясс. Хочет поговорить с кем-нибудь из вас.
Майор встал. Только теперь он заметил, что забыл снять пальто. Нёбо его снова затосковало по зеленому листику. Прикрыв трубку рукой, он обратился к женщине, глаза которой снова затуманились слезами:
— Ты сказала, что господин инженер был хорошим человеком. Разве теперь он перестал им быть?
— Барышни Рафаэлы больше нет, — горестно покачала головой женщина, — теперь он мне не хозяин.
— Майор Корбан слушает.
Телефон безмолвствовал, слышен был только автомат, ритмично отстукивающий время Междугородного разговора. После долгой паузы донесся слабый, печальный голос:
— Аркадие Манафу. Я хотел бы…
Казалось, человек на другом конце провода не находил слов. Майор попытался ему помочь.
— Господин инженер, — сказал он, — в подобных ситуациях любые слова неуместны. Как бы то ни было, прошу вас принять соболезнования от меня и моих сотрудников.
Последовала новая пауза. Затем Аркадие Манафу отчетливо произнес:
— Я хотел бы сначала, господин майор, уточнить некоторые детали. Я действительно потрясен! Тем не менее я не желал бы показаться неискренним… В конце концов, роковое стечение обстоятельств может случиться с кем угодно! Знаете, почему я сейчас нахожусь в Яссах, господин майор?
— Нет, разумеется.
— Сегодня у нас обоих, у меня и моей жены, первая явка в суд по поводу бракоразводного процесса. Однако в последнюю минуту Рафаэла отказалась поехать.
— Да, понимаю, — пробормотал Корбан.
— Во-вторых, — продолжал Аркадие Манафу, — мне хотелось бы довести до вашего сведения, без намерения повлиять на ваше мнение относительно преступления, что и я отчасти виноват. Я не знаю обстоятельств происшедшего, но все же мне известна одна подробность, возможно очень важная для вас. — Словно обессилев, Аркадие Манафу умолк.
— Я вас слушаю, — подбодрил его майор.
— Ну ладно, господин майор, признаюсь, я ревнив. Даже более того… Жена мне изменяла. По ее смерти мне остается большое наследство. Значительную часть имущества мне присудили бы и после развода, при условии, что я предъявлю веские доказательства ее вины. Прошлой ночью я должен был их получить, человека, нанятого для этой цели, зовут… Анатоль Бербери.
— Вы уже знаете?
— Простое совпадение, господин инженер, — вздохнул Корбан.
— Все это я вам рассказал, потому что чувствую себя виноватым. Я сам себе противен. Я испытываю отвращение и к себе, и к жизни! И все же не могу поверить… Как это могло случиться? Как стало возможным столь чудовищное преступление?! Как это произошло?
— Действительно, подлое убийство, — согласился майор, не сообщая, однако, подробностей.
— Как случилось, что была убита такая женщина, как Рафаэла?! Она, которая… Ни одна причина не кажется мне настолько серьезной, чтобы вызвать подобную жестокость!
— Шутите, господин инженер. В большинстве случаев убивают по самым заурядным причинам… Кстати, нет ли у вас какой-либо версии?
Аркадие Манафу довольно долго молчал.
— Марки, — наконец пробормотал он. — Наши марки! Ничего другого мне в голову не приходит…
Майор усмехнулся. Он понял, почему имя Аркадие Манафу показалось ему знакомым.
— Ах, да! Точно, марки… Возможно и это. Однако в преступлении не всегда присутствует материальный стимул. Хотя я не верю в случайные или немотивированные преступления, я мог бы прочитать вам лекцию о роковых стечениях обстоятельств, когда все объективные и субъективные факторы способствуют тому, чтобы убийца нажал на курок.
— Прошу вас, не говорите мне об одержимых или о… предопределении! Это жестоко, господин майор. Ведь существует же совесть, наконец!
— То-то и оно. Только, господин инженер, говоря о предопределении, надо отметить, что не существует людей, самой природой предназначенных стать преступниками. Любой из нас потенциально может им стать. Я, он, даже вы…
— Я — нет, ни в коем случае, уверяю вас!
— А знаете ли вы, что если бы в этот момент не находились в Яссах, то были бы подозреваемым номер один?
— Хм, меня это не удивляет. Полицейскому может взбрести в голову что угодно! Все же мне хотелось бы надеяться, что вы не обладаете больным воображением.
Теперь голос Манафу раздавался так ясно, как будто он говорил из соседней комнаты.
— Преступление — это не болезнь, господин инженер. В противном случае убийц приходилось бы госпитализировать. Возможно, мы сами источаем заразу. Это хорошо понял один из первых криминологов, Достоевский. Все мы являемся носителями раковых клеток, однако большинство не заболевает, и только для отдельных людей судьба оказывается злосчастной. Главное — не поддаться обстоятельствам, которые могут подтолкнуть к поступкам с роковыми последствиями и из потенциального убийцы сделать реальным. Здесь нужен жизненный опыт, здравый смысл, унаследованный или приобретенный иммунитет. Однако его
