— Мои родители не были нищими! — Лот с силой, до хруста сжал зубы, его глаза полыхнули злостью. — А я — не попрошайка!
— Ну да, скажи еще, что ты потомок Основателя! Только полный идиот может верить тем сказкам, которые рассказывает мой брат!
— Да я тебя сейчас своими руками придушу! — кинулся на него бродяга.
— Только попробуй! — царевич выставил перед собой маленький, но от того не менее смертоносный кинжал. Увидев его, Лот остановился. — Что же ты? — Аль-си, скривил в усмешке губы. — Испугался?
— Хочешь драться — давай драться по-честному! — процедил тот сквозь стиснутые зубы.
— По-честному? — продолжал смеяться царевич. — Это как же? На кулаках, словно последние нищие в торговом ряду?
— М-м! — замычал бродяга и, забыв о нацеленном на него оружии, двинулся на врага.
— Не надо, — остановил его негромкий голос. Повернув голову, он встретился взглядом со спокойными, немного грустными глазами Аль.
— Потому что он твой брат? И ты боишься, что я его убью, а тебе придется за него мстить? — все еще во власти ярости процедил Лот, чувствуя в душе, что не может остановиться, и что бы ни ответил собеседник на его вопрос, он шагнет навстречу смерти — своей ли, чужой — ему было все равно.
Но то, что он услышал, заставило его сначала задуматься, а потом и вовсе разжать кулаки.
— Потому что наши жизни больше не принадлежат нам, — каким-то незнакомым, задумчиво проникновенным голосом проговорил Аль.
На мгновение над спутниками нависла тишина. Они даже остановились, словно шаги мешали им по- настоящему понять услышанное.
— Что встали? — и только старший царевич, наоборот, сорвавшись с места, решительно зашагал вперед. Оставленный в руках кинжал поблескивал в лучах солнца, но даже самая яркая вспышка пламени на отполированном до зеркального блеска лезвии была бледным отражением луны рядом с тем огнем, что пылал в его глазах. На лице застыло выражение крайней досады: брат не только прервал его шутку, но и вновь переключил внимание собеседников на себя, оставляя его как бы не у дел. А ведь именно он был предводителем их маленького каравана, он, а не наивный дурачок Аль-си!
Его спутники послушно зашагали вперед. Однако, вместо того, чтобы догнать старшего царевича, они пошли рядом с младшим.
— А кому принадлежат наши жизни? — спросил сын торговца.
Остальные молчали, однако их настороженные взгляды, устремленные на спутника, говорили красноречивее всяких слов. Все они ждали ответа, и это было не просто любопытство. Они действительно хотели получить ответ, чтобы равнять на него весь свой путь.
Все они чувствовали себя избранными. Это было необычное чувство, которое внушало в один и тот же миг гордость и страх. Ведь путь избранника — это почти всегда дорога к смерти. И если сына воина интересовало лишь как отдать свою жизнь с наивысший честью, то сын торговца надеялся как-нибудь нащупать путь к спасению, конечно, не в ущерб общей цели, которая для него была так же свята, как и для остальных его спутников. Что же касается бродяги, то его интересовал сам путь как основа легенды, попасть в которую он мечтал с тех пор, как услышал, что Основатель был рожден таким же маленьким, незначительным человечком, как он, стал же столь великим, что его имя связывало строй времен нитью памяти.
— Богам, кому же еще! — поспешил ответить за брата Аль-си. Его душа заторжествовала, словно он одержал великую победу, когда все взгляды обратились на него. И, все же, этот ответ не то чтобы всех удовлетворил. Было в нем что-то такое… вычурное, что ли. Само собой разумеющееся.
— Как будто до этого наши жизни не были в их власти, — хмурясь, проворчал Лот.
— Наверное, Родине, — не совсем уверенно проговорил сын воина, — мы ведь отправились в путь, чтобы спасти Альмиру.
— Или горным духам, — глядя на маячившие на горизонте горы, прошептал сын торговца. — Отец говорил, что все, отправляющиеся в путь, просят их о покровительстве. Нам, наверно, тоже нужно.
— Вот еще! — упрямо мотнул головой Аль-си. — Мы — избранные, и ни перед кем не собираемся кланяться!
— Да уж, — хмыкнув, качнул головой Лот. — Скорее горы поклонятся тебе, чем ты им. А я вот готов. Если надо.
— Ну да, конечно, стоять на коленях легче, чем идти навстречу опасности.
— Ты…! — руки бродяги вновь сжались в кулаки.
— Я! — довольный, залыбился тот. Но через мгновение усмешка сползла с его губ: взглянув на бродягу, он увидел в его глазах нечто, отбившее в нем всякую охоту шутить дальше.
Но шедший за спиной бродяги сын воина ничего этого не видел и потому, видимо, решил, что путник нуждается в его помощи. Ускорив шаг, он выдвинулся чуть вперед, оказавшись между двумя спорщиками.
— Довольно, — твердым голосом проговорил он, в то время, как рука сама собой легла на отцовский меч.
— Ага, — Аль-си одобрительно кивнул. — Один уже согласился со своей судьбой. Воин и в сотом поколении воин. А какой воин не мечтает стать стражем нового Основателя? Вот только, подумай, у кого больше шансов им стать: у ничтожного бродяги или царевича, прямого потомка легендарного царя?
— Прежде чем становиться царем, хорошо бы сначала сделаться человеком, — хмуро глядя на царевича, проговорил тот.
— Еще один умник! — презрительно фыркнул наследник. — Выходит, глупость заразна, — с этими словами он повернулся к Алю. — Мне стоит держаться от тебя, брат, подальше. Как бы тоже ума не лишиться.
— А что безумного в желании быть человеком? — спросил сын торговца, встав рядом со своим новым другом, чем вконец удивил того, кто считал себя предводителем.
— И ты туда же? — недоверчиво взглянул на него царевич. — Ты, который совсем недавно глядел мне в рот, ловя каждое слово и мечтая лишь почаще попадаться мне на глаза?! Ну ничего, ничего, я подожду, когда мой сумасшедший брат вам надоест, и вы на карачках приползете ко мне. А я еще подумаю, иметь ли после этого предательства с вами дело, или прогнать прочь!
Впрочем, он мог ничего не говорить, все равно никто его не слышал.
— Меня зовут Лот, — всеобщее внимание переключилось на бродягу. — Его, — он кивнул на проводника, — как вы все, несомненно, знаете — Аль-ми. А вас?
— Лиин, — с готовностью назвался сын воина, который, видно, давно хотел представиться своим спутникам, но не решался сделать это первым в присутствии царевичей.
— Рик, — несмело проговорил сын торговца, с опаской поглядывая на бродягу, смелость которого его одновременно шокировала и восхищала. Сам бы он никогда не решился сказать и половину того, что бросил в лицо наследнику правителя Лот.
— Так для чего мы были избранны? — спросил младшего царевича Лиин, решив, что теперь вправе сделать это.
Тот медлил с ответом. И когда молчание стало в тягость, вместо него заговорил Лот:
— Чтобы добраться до повелителя дня, — он был уверен, что понял все правильно. Его спутники согласно закивали. И лишь смотревший на приятеля, чуть наклонив голову, Аль не был в этом так уж уверен. Ему никак не шли из головы последние слова отца — те, что о мести. Однако сказать об этом вслух он не решался. Потому что месть — нечто низменное, в ней нет и не может быть величья.
— Добраться до повелителя дня — для чего? — почувствовав его неуверенность, поспешил укрепить ее Аль-си. — Просто так?
— Чтобы он снял проклятие с Десятого царства.
— Значит, мы — только вестники, а он — спаситель?
— Ну, — его спутники переглянулись. Улыбки сползли с их лиц, глаза поблекли, плечи опустились, когда они поняли: — Так получается, — в том, чтобы нести известие, нет особого подвига. Для этого не обязательно быть героем, даже человеком можно не быть — есть же вестники — голуби. Жаль, что с голоду в Альмире всех их съели. Сейчас можно было бы и вообще никуда не идти — послать мудрую птицу с
