видел? На краю земли, там, где не ступала нога человека — так, кажется, говорится в легендах? И как быстро ты думаешь добраться до края земли? Еще при этой жизни или только в следующей?
Младший царевич молчал, не зная, что сказать в ответ, да и не хотелось ему ничего говорить, потому что любое слово звучало бы как оправдание. Но и молчание можно было расценить как проявление сомнений и слабости, что и не преминул сделать его брат:
— Вот то-то и оно! Боги — мастера игры. Они никогда не ставят на одного игрока, предпочитая делать несколько ставок, ведь тогда одна из них непременно выиграет.
Аль молча слушал его, глядя в сторону, а затем вдруг качнул головой:
— Знаешь, что я тебе скажу, брат? Мы с тобой оба думаем об исполнении мечты, а не о том, чтобы помочь оказавшимся в беде. Это эгоизм.
— Это искренность! — горячо возразил его собеседник. — И единственный правильный путь! Потому что ничего человек не желает, ни к чему не стремится столь же страстно, как исполнить свою мечту. И ничто, никакие неудачи и трудности не остановят его на этом пути!
— А как же все остальные? О них ты совсем не думаешь?
— Думаю! Всегда! Потому что мне нужна власть не ради власти, не для того, чтобы потешить собственное самолюбие.
— Ты бы не успел объединить десять царств к приходу кочевников, — качнул головой его младший брат.
— Возможно. Но я был бы на пути к этому. И, кто знает, может быть, кочевники поостереглись нападать на добычу, которая была бы им уже не по зубам.
— А если бы они напали, что тогда?
— Мы живем не в тогда, а в теперь! — нахмурился Аль-си.
— И, все же, брат?
— Ты знаешь не хуже меня, что бы случилось тогда! — зло глянул на него царевич. — Я повел бы против орды царское войско! И победил бы их! Или пал в битве вместе со всеми! Но мира, где бы все это произошло, нет, никогда не было и не будет! Потому что боги решили создать другой! Этот. А ты, ты готов отказаться от своей мечты ради жизни совершенно чужих тебе людей?
— Я это и сделал, — пожав плечами, проговорил юноша, а затем резко прибавил шаг, уходя вперед.
— Что он имел в виду? — глядя ему вслед, спросил Лиин.
— Он ведь шел к повелителю дня, когда на вершине Венец-горы увидел костры кочевников, — проговорил Рик. — Он мог не возвращаться назад. Должно быть, сейчас он был бы уже далеко, может быть даже нашел своего бога. Кто знает…
— И не возвращался бы, — хмуро глядя в сторону, процедил сквозь стиснутые зубы Аль-си.
— Ты что! — в ужасе вскричали его спутники.
— А что? Как будто его возвращение нам помогло!
— Если бы мы не знали о вторжении, — нахмурившись, качнул головой Лиин, не соглашаясь с царевичем, — жертв было бы больше.
— Может, да, а может и нет, — продолжал стоять на своем Аль-си. — Это то же самое, что живущему на острове узнать о предстоящем наводнении.
— Тот, кто знает, может действовать!
— И как же? Броситься бежать, ища то дерево, на которое можно было бы залезть и затаиться?
— Хотя бы!
— И долго ты просидишь на этом дереве посреди бушующей реки без еды? Да уже через несколько дней ты так ослабнешь, что разожмешь пальцы и спелой грушей шмякнешься в воду! А вот если бы он, зная о вторжении, продолжил путь… Может быть, нам бы и не пришлось никуда сейчас идти. И не было бы нужды беспокоиться о том, как мало у нас времени. И…
— К чему ты ведешь? — спросил Лот, в голосе которого хотя еще и звучала недоверчивость, но злости поубавилось.
— Когда идешь к мечте, главное — не поворачиваться спиной к своей дороге, идти, несмотря ни на что! Но мой брат слишком робок и наивен, чтобы понимать это.
Его спутники задумались. Было в этих словах что-то… Что-то, заставлявшее если не поверить, то хотя бы усомниться в прежней вере, особенно учитывая, что последняя была еще не особенно прочна.
— Но, — спустя долгое время раздумий проговорил Лиин, — тогда, если ты прав, этот путь — тот, что ведет к повелителю дня — уже закрыт… Ведь ни один даже самый терпеливый бог не будет держать его открытым целую вечность!
— Думайте! — оглядев спутников пристальным взглядом, сказал царевич. — И сами решайте, куда нам идти, — он не торопил их, наоборот: — пока мы идем через горы, у нас еще есть время на то, чтобы все изменить. Но потом придется выбирать, ведь мой путь — это дорога к людям, а его, — он качнул головой в сторону шагавшего впереди брата, — прочь от них, туда, где живут лишь духи, призраки, да волшебные создания — гномы и эльфы.
— Я не прочь встретиться с эльфом, — хмыкнул Лот.
— А мне что-то не очень хочется встречаться с призраками, — проворчал Рик. — Как будто других забот нам мало!
— Если мы найдем людей, готовых нам помочь, — нахмурился Лиин, — мы не должны отвергать их участие.
— Да, — согласился Аль-си, — лучше помощь человека, чем милость бога, — а затем он вдруг добавил: — Если правитель соседнего царства согласится помочь, я откажусь от своей мечты.
— Почему? — удивленно воззрились на него спутники.
— Потому что спасителя не завоевывают. Потому что нет греха ужаснее неблагодарности. Потому что… Потому что я так не могу.
— А как же твой принцип — идти к исполнению своей мечты несмотря ни на что? — донесся до него голос Аль-ми, который хотя и шел в стороне, но не пропустил ни одного слова из их разговора.
— Я говорил, что ради спасения своего народа я готов отказаться от мечты. Так оно и будет.
— Благородно, — одобрительно кивнул сын воина.
— Глупо, — презрительно фыркнул бродяга. — И вообще, это благородство, как и все ваши принципы — самая настоящая слабость.
— Что ты имеешь в виду? — нахмурившись, взглянул на него недобрым взглядом Лиин.
— Избранному, если, конечно, он настоящий избранный, чтобы достичь цели нужно отказаться от принципов, комплексов и прочих мыслей о грехе и зле. Нужно быть прямым, как лезвие ножа, и таким же острым, чтобы порезать себе дорогу сквозь все препятствия.
— Ты не воин, — качнул головой Лиин, — потому и не понимаешь, что с помощью оружия мы порой создаем больше преград, чем преодолеваем. Это — первое, что сказал мне отец, прежде чем дать ученический меч.
— Мой тоже говорил, — негромко проговорил Рик, — что за золото можно купить лишь то, что продается. Всего же остального можно, наоборот, из-за него лишиться в одночасье.
Лот, выслушав их, лишь пожал плечами:
— Мудрость — она, конечно, вещь сильная. Только если ее способны понять.
— Ну, уж на то, что ты что-либо поймешь, никто и не рассчитывает! — хмыкнул Аль-си.
— Ясное дело, — скривился в усмешке бродяга. — Вы тут все шибко умные, да к тому же еще и благородные, а я — жалкий простофиля. Куда мне до вас? — с этими словами он догнал младшего царевича, пошел с ним рядом. — Ну их, — процедил Лот сквозь стиснутые от обиды зубы. — Пусть делают, что хотят! А я пойду с тобой к повелителю дня!
— Может быть, они и правы… — неожиданно проговорил тот.
— В чем? — его приятель аж опешил. — Что я — глупец безродный?! — слова юноши задели его сильнее, чем все оскорбления, произнесенные старшим царевичем. А Аль этого даже не заметил, продолжая:
— До тех пор, пока можно найти помощь у людей, рано идти к богу.
— А если так мы лишь напрасно потратим время, которого у нас и без того мало?
