Клянусь, ни львы, ни тигры, ни медведи Столь не страшны! Никто б не изобрел Такую тварь, хотя б в горячке бредя! Когда ж совсем исчез во мраке дол, А ночь вверху лишь только наступала, Свои он крылья по ветру развел, И кожа их, треща, затрепетала, Подобно как в руках у наших жен, Раскрывшися, трепещут опахала. Его хребет казался напряжен, И, на когтях все подымаясь выше, Пуститься в лет готовился дракон. Меж тем кругом все становилось тише И все темней. И вот он взвизгнул вдруг, Летучие как взвизгивают мыши, И сорвался. Нас охватил испуг, Когда, носясь у нас над головами, Он в сумерках чертил за кругом круг И воздух бил угластыми крылами, Не как орел в поднебесье паря, Но вверх и вниз метаяся зубцами, Неровный лет являл нетопыря, И виден был отчетисто для ока На полосе, где скрылася заря. Нас поражал, то близко, то далеко, То возле нас, то где-нибудь с высот, Зловещий визг, пронзительно-жестокий. Так не один свершал он поворот Иль, крылья вдруг поджав, как камень веский Бросался вниз, и возмущенных вод Средь озера нам слышалися всплески, И он опять взлетал и каждый раз Пускал опять свой визг зловеще-резкий. Проклятый зверь чутьем искал ли нас Или летал по воздуху без цели — Не знали мы; но, не смыкая глаз, Настороже всю ночь мы просидели, Усталостью совсем изнурены (Вторые сутки мы уже не ели!). С рассветом дня спуститься с вышины Решились мы, лишь голоду послушны; А чудище исчезло ль из страны Иль нет — к тому мы стали равнодушны, Завидуя уж нищим и слепцам, Что по миру сбирают хлеб насущный… И долго так влачилися мы там, Молясь: „Спаси, пречистая Мария!“ Она же, вняв, послала пищу нам: Мы ягоды увидели лесные, Алевшие по берегу ручья, Что воды мчал в долину снеговые. И речь того не выразит ничья, Как укрепил нас этот дар нежданный А с ним воды холодная струя! Сбиваяся с дороги беспрестанно, По солнцу наш отыскивая путь, Достигли поздно цели мы желанной; Но что за вид стеснил тогда нам грудь! B Кьявеннские воткнуты были стены Знамена гибеллинов! Проклят будь
