Ксеня взяла парня за руку, а он, в порыве благодарности, поцеловал ее пальцы.
И удержал в своей ладони.
Долгий взгляд – и девушка вдруг покраснела. Но руку не убрала.
– Ладно, ребята. Кто-нибудь знает, где мы сейчас находимся? – Ник обратился к парню, управляющему баркасом. Тот – бывалый моряк, у него даже задубевшая кожа была цвета ленских берегов. Он неторопливо поправил бесформенную кепку, провел кончиками пальцев по козырьку, словно утверждая за собой право быть капитаном. Ему бы еще трубку в зубы для полноты образа. Он сунул руки в карманы своей. ветровки цвета вылинявшего кумача и произнес:
– Скоро Верхний Бестях. У них праздник – на берегу проводят фестиваль ленд-арта. Там я высажу Эдика, он участвует в нем.
Эдик кивнул. Берег – открытая сцена для всех, может участвовать любой.
– Я буду «рожать» мух. Промдизайн.
– Каких мух?
– Проволочных.
Ксения, услышав разговор, подсела ближе:
– Ленд-арт возникает тогда, когда художник пытается вступить в диалог с природой. Несколько лет назад я была на таком фестивале. Пришла поглазеть-посмотреть, подышать-побродить, а в итоге возникла моя инсталляция – заходящее солнце в раме.
– У меня уже были проволочные «яйца», теперь вот – мухи. Прикольно.
Эдик мурлыкал что-то под нос. Пальцами играл на виртуальной клавиатуре. Отбивал такт.
– Уже в процессе, – пояснил он Ксене, когда она попыталась сыграть с ним в четыре руки. Якобы сыграть, якобы на клавиатуре. На что Ник заявил, что художники все ненормальные, потому что всегда в процессе. И теперь он будет знать, как на самом деле рождаются мухи. Проволочные.
Ларису опять рвало. Не переносил ее организм качки. Пес сидел рядом с ней и сочувствующе поскуливал. Ксения спросила у капитана, можно ли сделать остановку.
– Да вот Эдика высадим и пройдемся по земле. А к Столбам я вас доставлю, не беспокойтесь.
Славик тихо разговаривал с Денисом.
– Славик, раз уж мы всё узнали о временном проколе, я решил пофилософствовать о случайностях разного рода.
– Применив математику?
– Философия и есть математика.
– Да, да, конечно. Что же еще? География – математика, историю ты тоже увязал с математикой, у тебя в этой жизни сплошная математика. Так что ты думаешь обо всем этом?
– Ты рассказал об основной концепции. Я не противник точечных теорий пространства-времени, но на поверхности лежит сама проблема – здесь, в точке нашей действительности нет приемника! Короче, профессор может не вернуться, если что-то случилось с его ручным преобразователем.
– Но он же как-то собирался вернуться? Он написал Петрику совершенно четко – вернусь тогда-то, в то же место! В чем ты видишь проблему, Денис?
– Если бы я знал! Но я допускаю, что прибор сломался, полностью или частично. Случайности непредсказуемы, но они обладают элементами стабильности. Я бы сказал, что у профессора возникнут трудности с возвращением с вероятностью, близкой к единице.
– Почти стопроцентной?
– Можно сказать иначе – шансов на благополучное возвращение почти нет.
Славик растерялся:
– И что же делать?
– Нужно подумать. Мы далеки от физики и технологий, машину времени нам всё равно не создать. Но и твой отец был далек от подобных технологий. Он – географ. Понимаешь? Петрик может мыслить, как он, а мы должны увязать эти мысли с реальностью.
26
На берегу Лены было оживленно – пестрая волна художников и сочувствующих перекатывалась шумно, с настроением. Конный театр (и откуда?) вдоль берега выгуливал лошадок, хохотали дети, гоняясь за местными собаками, удивленные птицы носились над рекой. С завидным нахальством современное искусство пыталось конкурировать с красотой ленского пейзажа – несуществующие доныне образы рождались легко и свободно.
– Свежие идеи на свежем воздухе, – Эдик указал на берег, – вон там, возле красной паутины, запущу своих мух.
– Рано или поздно художники должны были высадиться здесь, – заметил Ник.
Баркас шел к берегу. Отсюда, с реки, можно было по достоинству оценить попытки человека- художника отдать свой долг Творцу.
Ярко-красные нити-веревки натянутой паутиной встречали ветер. Где-то, в ближайших кустах, наверняка должен плести паутину и паук, но его не было видно. Притаился? Ощущение притаившейся опасности – тоже часть образа.
– Смотрите, в воде что-то плавает, – Ксения указала на предмет, блеснувший возле берега. – Поиски новых отражений.
Зеркало, квадратом на пенопласте, играло с небом, навязывая свою модель мира.
Денис прокомментировал:
– Есть мнение, что то, что есть, не является им. Впрочем, это творческая стихия.
В центре берегового арт-театра росло «цветущее» дерево, оно нарушало все каноны сезонной гармонии – не весна же! Цветы из марли дразнили окрестных насекомых.
Кто-то приволок на берег пианино и разбирал его, раскладывая клавиши на земле. Пусть ленский ветер играет на нем! Незаконченная пьеса для незаконченного пианино – еще одна попытка трансформации привычных понятий. Кому играть? Какая, в сущности, разница? Музыка вечна.
Денис смотрел на всё это, прищурив один глаз, словно соотносил художественный поиск с какими-то абстрактными структурами.
– Философия пространства, – изрек он, – это своими усилиями ощутить величие потенциала, тронуть струны бесконечности.
– Это еще одна дорога вверх или вниз, и кто будет утверждать всерьез, что вернее? – пожал плечами Эдик.
– В сущности, вы сказали одно и то же, – засмеялся Ник.
Они причалили к берегу, и пес выпрыгнул за борт первым. Эдик подхватил сумку с проволокой и еще бог знает с чем и зашагал вдоль берега, мысленно уже весь в работе над своими проволочными мухами.
– Всем привет! – махнул художникам и сразу же слился с ними. Такими же, перебирающими пальцами пространство.
Лариса, согнувшись пополам, спустилась на берег и уселась на землю. Обхватила руками живот, подавляя приступы тошноты. Ксения обняла ее за плечи.
– Что они сделали с пианино? – пробормотала Лариса.
– Ты играешь?
– Да. Я люблю музыку.
– А меня не приняли в детстве в музыкальную школу, сказали – слуха нет. Но пою я громко!
Девушки посмотрели друг на друга и рассмеялись.
Ксения игриво приподняла бровь, закусила нижнюю губу, глянула хитро-хитро и вдруг скинула кроссовки. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы очутиться в воде. Она запрокинула голову – навстречу небу! Здесь, на берегах Лены, получив доступ к Дикой Природе, к Свободе, казалось, из самых древних,