председателем гейдельбергского студенчества. Он активно участвовал в 'чистке' гейдельбергского студенчества от евреев, марксистов и пацифистов. В 1936 г. стал рейхсфюрером студенчества, одновременно был инспектором охранной полиции и СД в Штутгарте. В1941 г. стал наместником и гауляйтером в Зальцбурге, по окончании войны предполагалось назначить его рейхсминис-тром науки, искусства и народного образования. В рамках денацификации был приговорен к нескольким годам исправительных лагерей. Впоследствии работал врачом.
В 1932 г. Ясперс входил в комиссию, разбиравшую административные правонарушения Шееля и иже с ним. Ясперс позднее говорил, что своей лживостью Шеель сумел добиться для себя оправдания. Сам Шеель на судебных процессах после войны заявлял, что в годы нацизма неоднократно вступался за Ясперса и его жену.
308. Рукопись 'Тезисы к обновлению высшей школы' ('Thesen zur Frage der Hochschulemeuerung', в архиве Ясперса машинописный текст под номером 27 mF). На титульном листе пометка: 'Написано в июле 1933 г.', и более позднее добавление: 'Кое-что взято для университетской речи 1945 г.'. Имеется в виду речь 'Обновление университета' ('Erneuerung der Universitat'), произнесенная Ясперсом 15.08. 1945 по случаю открытия медицинских курсов в Гейдельбергском университете.
К 'Тезисам' приложен листок, вероятно, черновик письма в министерство по делам культов и просвещения в Карлсруэ, указывающий на некоторые сопутствующие обстоятельства:
'Самовольно излагать решающей правительственной инстанции свои идеи, которые можно счесть личными, всегда сопряжено с сомнениями. Я осмелился на это, движимый сознанием, что для будущего немецких университетов наступил решающий момент. Всякий, кто на основании собственного опыта духовных возможностей в университете имеет что-либо сказать, очевидно, вправе без назойливости претендовать в такой момент на внимание; он не требует, но лишь указывает на то, что полномочной инстанции, возможно, давно известно, а возможно, даст ей новые идеи.
Эти записи сделаны в июле для Общества гейдельбергских доцентов, которым предстояло в обмене мнениями определить, что они полагают необходимым сделать для нового университета. Это общество распалось по причинам личного характера, так и не успев начать свою работу.
Записи мои не претендуют на полноту, это как бы фрагменты идеи целого, которые тогда представлялись мне важными, поскольку в стихийных публичных дискуссиях и планах они не на первом плане. Тезисы не противоречат, а, скорее, согласуются с принципами, уже одобренными министерством, и, видимо, не вступят в противоречие с неизвестными мне планами правительства.
Поскольку ныне я считаю нецелесообразной публикацию тезисов отдельной брошюрой, то с полным доверием посылаю их инстанции, которая будет решать вопрос о наших организациях'.
На листке помечено:
'Не отправлено:
1. Хайдеггер информирован (моим письмом) и может, если пожелает, обратить на это внимание правительства.
2. По собственной инициативе я ничего предпринять не могу, ибо мне говорят, что как беспартийного и супруга еврейки меня только терпят, но доверять мне не могут'.
Из всего этого можно заключить, что, отказавшись от намерения послать 'Тезисы' без предварительного запроса, Ясперс втайне надеялся, что Хайдеггер посодействует, чтобы министерство по делам культов и просвещения выступило с таким запросом. Но 'Тезисы' не были посланы и Хайдеггеру, что свидетельствует о сомнениях Ясперса в том, как они будут восприняты в той политической ситуации.
'Тезисы' позволяют более непосредственно судить о позиции Ясперса по отношению к быстро ширящемуся процессу пацификации университета, нежели все его позднейшие самоинтерпретации.
Они исходят из того, что по сравнению с эпохой своего расцвета в 1770–1830 гг. немецкий университет в последние 100 лет постепенно, а в нашем веке ускоренными темпами идет к упадку. Обозначены следующие явные симптомы: дробление знания, которое все больше утрачивает смысл, в почти произвольном разнообразии бесполезного и ненужного, возрастание школярства в отвлеченном и отвлекающем учебном процессе, непомерный рост управленческих структур с их всевозможными комиссиями и инстанциями, снижение общего уровня до убогой посредственности и растущее ущемление свободы, ибо 'отпал необходимый компонент свободы — отсеивание неудачников'. Таким образом, обновление высшей школы Ясперс считал задачей первой необходимости. Ре-
шение не могло заключаться в реставрации университетских структур 1770–1830 гг. В новых условиях необходима была попытка оживить идею университета в новой форме. Это сопряжено 'с уникальной для современной ситуации возможностью и опасностью: возможностью преодоления всех затяжных и запутывающих переговоров комиссий и инстанций посредством решительных распоряжений человека, который имеет неограниченную власть над университетами и может опереться на мощную поддержку сознающей ситуацию молодежи и необычайную готовность тех, кто прежде был безучастен и равнодушен; опасность же заключается в том, что поддержка потеряет ориентацию… а начальственное решение окажется не на уровне духовной задачи. Возможность подлинного обновления немецкой науки есть одновременно опасность ее окончательной гибели'. Ввиду такой опасности видные исследователи и преподаватели обязаны, по мнению Ясперса, 'довести до сведения полномочных инстанций' свои предложения по реформированию. Итак, еще летом 1933 г. Ясперс считал, что при новом режиме можно осуществить рациональное обновление университета, если режим сделает то, что ему подскажут видные ученые, но, если режим останется глух, университету грозит окончательный упадок.
Ясперс предлагает следующие коренные реформы: уменьшить количество предлагаемых лекций и семинаров. Вместо этого 'больше места' отвести 'индивидуальной домашней работе'. Обучение в принципе должно стать дерзанием исходя из свободы и в свободе. 'Для этого необходимо упразднить все учебные планы как обязательное принудительное распределение учебного процесса по дням, отменить все семинарские талоны и формальные справки'. — Кафедры должны предоставляться только 'творческим личностям высокого научного уровня', в иных случаях, в том числе и в важных дисциплинах, достаточно внештатной профессуры и преподавателей по контракту. Такая система
имела бы то преимущество, что факультеты стали бы менее громоздкими. Последнее слово при отборе заведующих кафедрами должно принадлежать куратору, особо определенному на пожизненный срок для каждого университета, а не центральной для всех университетов инстанции. Управление университетом 'следует упростить', 'максимально сократить число комиссий, органов контроля, инстанций, заседаний, повысить ответственность личного решения; расширить свободу ректора и деканов по отношению к ученому совету и факультету'. Ректор и деканы должны действовать открыто, однако 'не зависеть от решений большинства, кроме определенного круга важнейших вопросов'. Так, Яс-перс на первый взгляд согласен с принципом внутриуниверси-тетского фюрерства. Но с одной очень важной оговоркой: принимающий единоличные решения должен находиться 'под внутренним нажимом', чтобы не произошло ущемления свободы. 'Через определенные промежутки времени принимавший решения должен отчитываться' — очевидно, перед сотрудниками университета. В таком случае должна разрешаться 'самая нелицеприятная критика', нужно даже создать 'незаинтересованную инстанцию, которая, на основании знакомства с обстоятельствами… могла бы наказывать'. Лишь когда есть риск, что руководителя можно привлечь к ответственности, есть и надежда, 'что на руководящие должности пойдут люди, уверенные в своих способностях…'.
Что до трудовой повинности и военно-прикладного спорта, то они 'являются не частью университета, но реальностью всеохватного перегиба', соединяющей с 'основами существования и народом в целом'. Они способствуют становлению дисциплины и особого умонастроения, которых 'в научном воспитании должно не копировать, не воспроизводить, но дополнять'. Необходимо отделить их по времени от учебных занятий также и 'по физическим причинам'. 'Семестр, чтобы быть плодотворным,
12—3600 353
должен быть либо целиком посвящен учебе — с ограниченной добавкой занятий спортом, — либо
