«Тысячи прив?товъ теб? шлю; пора намъ разстаться; но какъ бы я хот?лъ, чтобъ рука въ руку намъ съ тобой покоиться на лож? глубокаго Рейна!»
Стихла п?сня и, снова ничего неслышно, кром? шороха киля и всплеска веселъ.
— Какъ хорошо! сказалъ Свенъ.
— Да, отв?чала мистрисъ Дургамъ: — мн? бы хот?лось, чтобъ было не такъ хорошо.
— Это почему?
— Потому что тогда мн? было бы не такъ грустно, что во мн? все такъ мертво и пусто.
Свенъ и мистрисъ Дургамъ по присоединеніи къ обществу очень мало разговаривали другъ съ другомъ, но все время оставались поблизости одинъ другого. Давно уже сд?лано зам?чаніе, что въ подобныхъ обстоятельствах первые шаги д?лаются съ дерзкою самоув?ренностью, съ презрительнымъ равнодушіемъ къ св?ту, но за т?мъ на долгое время наступаетъ сдержанность. Съ необузданнымъ пыломъ открываются врата святилища любви, но у самаго порога новички охватываются страхомъ и робостью. А Свенъ былъ до такой степени новичокъ въ такихъ обстоятельствахъ, что ему и въ голову даже не приходило воспользоваться силою, которая случаемъ ему сама въ руки давалась. Онъ чувствовалъ обожаніе къ Корнеліи, но время еще не д?йствовало на него и любовь его на эту минуту была чиста и св?тла, какъ далекія зв?зды на небесахъ. Одно желаніе у него было — вид?ть счастливою эту прекрасную женщину. Для осуществленія этого желанія никакая жертва не казалась ему велика.
— Мертво и пусто! сказалъ онъ: — какъ это можетъ быть? Умъ, такъ богато одаренный, какъ вашъ, не можетъ быть пустъ; сердце, ум?ющее проливать такія слезы, какія я сегодня вид?лъ, не можетъ быть мертво.
— Вы считаете меня гораздо лучшею, ч?мъ какова я въ действительности. Да, было время, когда душа моя была богата, была обременена богатыми дарами — но теперь не то. Я узнала, что св?тъ им?етъ только насм?шку и презр?ніе для любви, и въ самыхъ счастливыхъ случаяхъ только равнодушіе. Такъ для чего же намъ дана эта драгоц?нная жемчужина, ц?на которой непонятна для вс?хъ? Обм?няйте эту жемчужину за м?шокъ м?дныхъ денегъ и раздавайте ихъ полными пригоршнями людямъ. Ваша заслуга предъ челов?чествомъ будетъ гораздо выше.
— Но я не нахожу, чтобы вы сами сл?довали такому правилу въ жизни. Напротивъ. Пошлая бережливость, которая доставляетъ дружескія отношенія со вс?мъ міромъ, для васъ ненавистна. Для толпы вы холодны и горды; ваша холодность отталкиваетъ, ваша гордость оскорбляетъ.
— Потому что я напиталась лицем?ріемъ до пресыщенія; потому что я не считаю людей достойными, чтобъ для нихъ принимать на себя столько труда. Я никого не люблю, никого въ ц?ломъ мір?, и потому не хочу носить личину любви.
— Вы никого не любите? А ваши д?ти?
— А они разв? любятъ меня? Не ут?шились ли бы они чрезъ двадцать четыре часа — что я говорю? опечались ли бы они даже, еслибъ я сейчасъ бросилась въ воду? Истинно, они даже не спросили бы обо мн?, еслибъ и спросили, такъ ихъ сейчасъ же можно бы ут?шить об?щаніемъ подарить новую куклу или лошадку.
— На то они д?ти, а потому нельзя этому и удивляться. Д?тей мы любимъ не потому, что они насъ любятъ, а потому, что они нуждаются въ нашей любви.
— Мои д?ти даже и въ любви моей не нуждаются, сказала мистрисъ Дургамъ: — они очень богаты и потому въ ихъ жизни всегда найдутся сотни рукъ, которыя будутъ имъ угождать.
— Но не будетъ сердца, которое ихъ любитъ. О, какъ бы мн? хот?лось, чтобъ вы знали мою мать! Она могла бы все вамъ передать, что я желалъ вамъ сказать и что отчасти не см?ю, отчасти не ум?ю выразить вамъ.
— Вы очень любили свою мать?
— Какъ и она меня. Я понимаю, ч?мъ можетъ быть мать для своего сына, ч?мъ можетъ быть сынъ для своей матери. Мать моя была несчастна, какъ и вы, но по такой ли причин? — не знаю, не хочу и не см?ю знать. Она любила моего отца съ такою силой, что см?ло разорвала преграды, указанныя обществомъ для нашихъ страстей, и все принесла на жертву своей любви: свое доброе имя, свое спокойствіе. Б?дная! она презирала игру. Выигрышъ не им?етъ никакого отношенія съ такою ставкой.
— Вашъ отецъ не стоилъ вашей матери? спросила мистрисъ Дургамъ, и ея голосъ дрожалъ.
— Вамъ скажу — н?тъ!
— Можетъ быть, онъ былъ по рожденію ниже — но н?тъ, это не можетъ быть; вы имя его носите. Но онъ былъ б?денъ, нищій? не такъ ли?
— Н?тъ, напротивъ. Онъ былъ богатъ по нашимъ понятіямъ. Вн?щнее положеніе моей матери чрезъ это замужство сд?лалось гораздо блистательн?е, ч?мъ прежде было, по-крайнеі-м?р? впосл?дствіи.
— О! сл?довательно, неравенства большого не было въ этомъ брак?. Но положимъ, что вашъ отецъ былъ бы такъ б?денъ, какъ былъ далекъ отъ настоящей любви, б?денъ, низкаго, можетъ быть презр?ннаго происхожденія, и что ваша мать ежедневно, ежечасно вид?ла оскорбленія не только своему сердцу, но и гордости. Не тяжело ли ей было это выносить?
— Совс?мъ не тяжело, напротивъ. Вн?шняя обстановка никогда не производила вліянія на мою мать. Ея любовь уничтожала бы эти мелочи, какъ огонь солому.
— В?рю, возразила Корнелія. Женщина становится выше всего, если только любитъ и любима. Но мужчина? Неужели вы полагаете, что и мужчина могъ бы съ такимъ же геройствомъ все приносить въ жертву своей любви, могъ бы забыть, что жена, имъ избранная — нищая, низкаго происхожденія, что онъ ее поднялъ изъ грязи, что... о! никогда, никогда не забываетъ этого ни одинъ мужчина! А еслибъ онъ и могъ выше этого себя поставить, такъ все-же никогда и нич?мъ не могъ себя уб?дить, что подобная женщина можетъ любить истинной любовью. Она не приносила для него никакой жертвы; любовь безъ жертвы не любовь. По жертвамъ признается любовь. Можетъ ли онъ пов?рить ея любви?
Свенъ не зналъ, что отв?чать на это. Не сама ли она находится въ томъ положеніи, какое изображаетъ? Онъ чувствовалъ, что земля колеблется подъ нимъ, что у него недостаетъ силъ подвинуться впередъ.
Молча сид?лъ онъ и старался прочитать разр?шеніе этой загадки на бл?дномъ лиц? красавицы, не заставляя ее говорить. Но бл?дный св?тъ луны не благопріятствовалъ этому изсл?дованію и, казалось, сгущалъ зав?су, покрывавшую тайны. Невыразимая скорбь наполняла сердце Свена. Упоительная красота ночи потеряла для него свою волшебную силу, исчезъ для него прекрасный, обширный міръ — вс? его мысли, вс? его чувства сосредоточились въ одномъ участіи къ несчастной женщин?, сидевшей рядомъ съ нимъ.
Повидимому, и мистрисъ Дургамъ также мало им?ла охоты продолжать прерванный разговоръ. Неподвижно смотр?ла она въ синюю даль. Но вотъ глаза ея перенеслись на Свена; долго и молча смотр?ла она на него, тогда какъ его глава вопросительно и печально были прикованы къ ея лицу.
— Какой вы добрый! сказала она: — не думайте обо мн?. Мн? помочь нельзя.
— Я и жить бы не хот?лъ, еслибъ могъ допустить такую мысль.
Онъ схватилъ ея св?сившуюся руку. Она не старалась высвободить ее. Такъ они сид?ли рука въ руку, молча углубившись въ себя, до-т?хъ-поръ пока огоньки города не загор?лись въ вод? и лодка, скрипя по прибрежному песку, причалила къ пристани у самаго дома Дургамовъ.
— Вотъ мы и прі?хали, сказала мистрисъ Дургамъ, высвобождая свою руку изъ его руки: — покойной ночи! Не правда ли, в?дь завтра я увижу васъ?
Свенъ не прощался съ остальными спутниками. У него силъ не хватало разговаривать съ людьми; онъ не могъ никому руки протянуть. Безъ оглядки, скорыми шагами пошелъ онъ по дорог?, ведущей съ берега къ его квартир?.
Вдругъ кто-то коснулся его плеча.
— Что такъ къ сп?ху, carissime? послышался голосъ.
То былъ Бенно.
— В?дь мы съ тобой ц?лый день не говорили. Не хочешь ли вм?ст? выпить кружку пива?
— Н?тъ.
— Коротко и ясно; можно даже сказать, очень грубо. Неужели это тотъ же челов?къ, который до-сихъ- поръ служилъ мн? образцомъ в?жливости и хорошаго обращенія? О! Свенъ, не нравишься ты мн?!
— Сл?довательно, ч?мъ скор?е разстанемся, т?мъ будетъ лучше. Покойной ночи!
— Послушай, Свенъ, сказалъ Бенно, останавливаясь и кр?пко ухватившись за пуговицу его пальто: —
