почти ничего не видалъ и не слыхалъ, что вокругъ него происходило, и вдругъ, очнулся, увидавъ Корнелію предъ собою на кол?няхъ, которая, схвативъ его руки, въ страх? смотр?ла на него и говорила:
— Милый, любимый! не сердись на меня; я совс?мъ пом?шалась, и сама не знаю, что говорю. Ты ни въ чемъ тутъ не виноватъ; в?дь ты только желалъ мн? добра; ты виноватъ только въ томъ, что не пов?рилъ мн?, когда я теб? говорила, что мн? помочь нельзя. Ты самъ теперь это видишь. Онъ дорого поплатился за то, что хот?лъ помочь мн?; онъ не хот?лъ допустить, чтобъ я утопилась въ р?к?, и вотъ теперь его самого волны носили два дня и дв? ночи, пока не выкинули на берегъ...
Она закрыла лицо об?ими руками; ея стройное, прекрасное т?ло тряслось какъ въ лихорадк? подъ вліяніемъ сильной страсти. Вдругъ она опять схватила руки Свена, прижимая ихъ то ко лбу, то къ глазамъ и губамъ, и говорила:
— В?дь и ты тоже едва не утонулъ; я знаю все, какъ-будто сама тамъ была. Я никогда не в?рила, чтобъ онъ не могъ безъ меня жить, чтобъ изъ-за меня онъ могъ жертвовать своею жизнью и жизнью другого — твоею жизнью, Свенъ! Твоею жизнью! и только потому, что ты меня любилъ! Не сл?довало бы ему такъ поступать. Не великодушно съ его стороны. Это такъ жестоко, какъ всегда въ глубин? его сердца была жестокость. Твою жизнь! Твою дорогую жизнь!
Голова пылала у Свена, виски страшно колотились и холодная дрожь разливалась по его жиламъ. Эти прекрасныя, б?лыя руки съ любовью гладили его руки, эти прекрасныя губы произносили слова сердечной любви, эти черные глаза сверкали молніями страсти въ таинственной глубин? — какъ онъ могъ все это выносить, когда онъ зналъ то, что зналъ? Онъ вырвалъ свои руки изъ ея рукъ; усиливался поднять ее, указывая дрожащею рукой на шкатулку чернаго дерева, поставленную имъ при вход? въ комнату на столъ, у котораго онъ теперь сид?лъ. Его взглядъ, его движеніе вынудили Корнелію обратить глаза по тому же направлению; шкатулку она тотчасъ узнала и съ восклицаніемъ удивленія протянула къ ней руку, сама же вопросительно смотр?ла на Свена. Видя, что развязка близится къ концу съ ужасающей быстротою, Свенъ могъ только знакомъ объяснить ей, что шкатулка имъ принесена.
Корнелія вынула книгу изъ шкатулки и опять взглянула на Свена. Что-то въ его кр?пко сжатыхъ губахъ и подвижныхъ глазахъ переполняло ея душу мрачнымъ предчувствіемъ. И ея глаза принимали ту же неподвижность. Она вынула изъ шкатулки золотыя вещицы и въ это время медальонъ выскользнулъ промежъ ея пальцевъ и, упавъ на столъ, открылся.
— Чей это портретъ? спросилъ Свенъ, и слова его съ трудомъ вырывались изъ его груди.
— Моего отца! вскричала Корнелія съ поб?л?вшими губами.
— И моего тоже! прошепталъ Свенъ.
При этихъ роковыхъ словахъ, кинжаломъ вонзившихся въ сердце Корнеліи, она отшатнулась. Вотъ она стоитъ предъ нимъ, задыхаясь, прижавъ руку ко лбу, стараясь сообразить то ужасное, что она услышала. Свенъ во время ихъ знакомства разсказывалъ ей иногда исторію своей жизни и своего семейства. Для Корнеліи потребовалось н?сколько минутъ соображенія, пока она наконецъ поняла, что челов?къ, который сд?лалъ ея мать такъ невыразимо несчастною, былъ отецъ челов?ка, ею любимаго.
Вдругъ по комнат? пронеслись звуки не то см?ха, не то вопль души, которая отъ страданія не могла уже безмолвствовать. Корнелія прижала руку ко лбу и сверкающими глазами смотр?ла на Свена, который, поднявшись съ кресла, съ трудомъ держался за столъ.
— Такъ вотъ зач?мъ ты пришелъ? закричала она: — вотъ зач?мъ! Почему же ты не могъ этого унести съ собою въ могилу? Потому ли, что твоя доброд?тельная честность въ ужасъ приходила при мысли, что ты за гробомъ будешь любимъ такой любовью, которую воспрещаютъ природа и законы? Природа! что тутъ природа понимаетъ? Она ничего мн? не говорила, и теб? ничего не говорила; и не въ моихъ чертахъ ты это узналъ, а только прочиталъ на бумаг?. Но будь спокоенъ! Я не люблю тебя, да и никогда не любила, потому что всегда содрогалась при взгляд? на тебя. Твой отецъ отравилъ жизнь моей матери, а тутъ является сынъ, чтобъ отравить мою жизнь! Да падетъ проклятіе на васъ, которые какъ вампиры высасываете кровь изъ своихъ жертвъ! Одного желаю — чтобы намъ никогда не встр?чаться въ этой жизни!
Она схватила шкатулку и со вс?мъ что въ ней было бросила въ каминъ, въ которомъ гор?лъ яркій огонь, и мгновенно скрылась за дверью. Минуты чрезъ дв? Свенъ услыхалъ стукъ экипажей, отъ?зжавшихъ на пристань.
Онъ не старался удержать Корнелію, да и не могъ, еслибъ и хот?лъ. Силы его оставили, въ голов? было такъ пусто, на сердц? такъ тяжело, такая тоска!
— Разв? ты не могъ унести этого въ могилу? прошепталъ онъ..
Въ камин? раздался трескъ; пламя, охватившее сухое дерево шкатулки, ярко озарило комнату. Св?тъ прямо падалъ на портретъ, остававшійся еще на ст?н?, тотъ портретъ, который онъ въ первый разъ увид?лъ при разсв?т? дня: то же упорно-мрачное, то же благородно-гордое лицо, съ ц?лымъ міромъ страсти въ глубоко-скорбныхъ глазахъ. Теперь онъ узналъ, что означала эта глубокая, безнадежная печаль, которая такъ упорно лежала на приподнятыхъ углахъ рта, такъ упорно, такъ мрачно, что хот?лось плакать, засматриваясь на нее...
Но Свенъ не могъ плакать, хотя сердце его было переполнено страданіемъ. Еще разъ посмотр?лъ онъ на портретъ, изр?дка озаряемый св?томъ вспыхивавшаго пламени.
— Это не ея портретъ, прошепталъ онъ: — это образъ сфинкса, древняго сфинкса, и проклятіе, которое она бросила въ меня — это проклятіе, которымъ лроклятъ весь челов?ческій родъ. Проклятіе за вину, за первородный гр?хъ, съ которымъ жизнь дается въ наказаніе зa гр?хъ и падаетъ на насъ, какъ возмездіе; но самая тяжелая доля вины падаетъ на т?хъ, которые безъ нашей воли намъ даютъ жизнь.
Пламя въ камин? погасло. Свенъ собрался съ силами, шатаясь вышелъ изъ комнаты и ушелъ изъ дома.
Съ-т?хъ-поръ прошло семь л?тъ. Бенно ординарный профессоръ и на дорог? къ знаменитости. У него такъ много д?ла, что, по словамъ его, ему некогда и думать о женитьб?. Онъ сталъ немного серіозн?е, ч?мъ былъ за семь л?тъ, когда между студентами повторялись остроумныя выходки и анекдоты молодого адъюнкт-профессора; однако меланхоликомъ его никто не видалъ. Но и на него грусть иногда находитъ, а именно въ то время, когда ему случается проходить мимо дачи на большой р?к?, гд? теперь постоянно живетъ англійское семейство, переселившееся въ этотъ городокъ. Тогда подъ надвинутою шляпой лобъ его покрывается глубокими морщинами, глаза опускаются и мысли отрываются отъ научной проблемы или опаснаго случая бол?зни, которыми онъ былъ только что занятъ, и несутся за много миль, къ далекому берегу Балтійскаго моря, въ уединенное пом?стье, гд? живетъ одинокій челов?къ.
Одинокій и несчастный челов?къ!
Между его сос?дями ходили толки на счетъ того, какъ и почему фонъ-Тиссовъ сд?лался такимъ, но эти исторіи были очень разнор?чивы, и такъ-какъ герой ихъ очень р?дко вы?зжалъ изъ своего замка, и то только по самымъ нужнымъ д?ламъ, и такъ-какъ всл?дствіе того въ нему тоже р?дко кто заглядывалъ, и тоже тольво по д?ламъ, то и кончилось т?мъ, что поговорили, поговорили да и перестали добиваться настоящихъ причинъ. Одно только в?рно: въ его кабинет? виситъ портретъ молодой и удивительно красивой женщины, только съ мрачнымъ видомъ, и этого портрета прежде тамъ не было. Одинъ изъ его сос?дей, господинъ фон-Адель, воторый, противъ обычаевъ своихъ собратій, очень много путешествовалъ, ув?ряетъ, что эта картина портретъ женщины, которая, семь л?тъ назадъ катаясь на парусномъ судн?, упала въ море и утонула, что случилось чрезъ н?сколько нед?ль посл? смерти ея единственнаго сына, который умеръ отъ чахотки въ очень молодыхъ л?тахъ. Дочь этой дамы живетъ у родственниковъ въ Англіи; ей четырнадцать л?тъ; красоты она необычайной и притомъ считается богат?йшей насл?дницей, и этотъ господинъ недавно былъ въ Англіи, вид?лъ ее своими глазами. Онъ утверждаетъ, что былъ врайне пораженъ необыкновеннымъ сходствомъ молоденькой мисъ съ отшельником замка Тиссовъ.
Крестьяне этого пом?стья часто толкуютъ промежъ себя, что такое могло бы приключиться ихъ барину, что онъ сталъ такой смирный, такой молчаливый и по всему видно, что вернулся посл? своихъ путешествій очень несчастнымъ и съ раззбитымъ сердцемъ; но крестьяне в?рно не им?ли причины роптать на него, какъ это д?лали сос?ди, потому что такого господина, съ такимъ милостивымъ и жалостливымъ сердцемъ, съ такою щедрою рукою для вс?хъ нуждающихся, не бывало еще по ихъ уб?жденію на ц?ломъ остров?. Только въ одномъ они упрекали его — зач?мъ онъ не женится и не дастъ имъ молодого насл?дника, который хотя немножко походилъ бы не своего отца; однако они сами говорятъ, что мало на то
