На страже тишины и спокойствия: из истории внутренних войск России (1811 – 1917 гг.)

отпустить 2000 рублей «на вспомоществование чиновникам корпусного штаба, чего они по усердной службе своей и недостаточному состоянию вполне заслуживают». Рейбниц просит выдать 177 штаб– и обер-офицерам ОКВС по 56 руб. 4 коп. за усердие и ревность к службе, а на удовлетворение порционного довольствия нижних чинов выделить 36 033 руб. Настойчивость Рейбница была вознаграждена. 24 ноября 1842 г. военный министр сообщил, что государь император повелел просимые деньги отпустить⁹².

Несмотря на старые раны, которые все больше дают о себе знать, Рейбниц добросовестно инспектирует подчиненные ему войска, находясь в командировках по пять месяцев в году. За короткое время командования ОКВС он оставил о себе добрую память. Особенно помнились усилия по улучшению размещения и питания нижних чинов. Для лечения больных корпуса специально разработан каталог необходимых медикаментов. Им были приняты меры в части подготовки унтер-офицеров для ОКВС.

В ноябре 1841 г. в связи с потребностями действующей армии сокращается ряд офицерских должностей (по три в батальонах и по одной в инвалидных командах), упразднен один из трех архангелогородских батальонов, высвободившийся личный состав направлен на Кавказ. Делается очередная попытка поднять качественный уровень состава корпуса. Рейбниц добивается принятия правила, согласно которому в ОКВС могут направляться из полевых войск нижние чины беспорочно прослужившие не менее 15 лет (указ от 20 ноября 1841 г.). Увеличена сумма прогонных денег окружным генералам для инспектирования.

Усердие его было замечено верховной властью. Император подписал грамоту, адресованную Рейбницу, следующего содержания: «Долговременная отлично-усердная служба и труды Ваши по званию командующего Отдельным корпусом внутренней стражи приобрели Вам право на особенное Наше благоволение. В ознаменование оного жалуем Вас кавалером ордена Св. Благоверного Великого Князя Александра Невского, знаки коего препровождая при сем, пребываем Императорскою Нашею милостию к Вам благосклонны. Николай»⁹³.

Рейбниц получил этот орден, внеся, как было положено, за него Капитулу российских императорских и царских орденов 180 рублей серебром. Удостоен он и ордена Белого Орла (за него надо было внести 150 рублей серебром).

Материальное положение генерал-лейтенанта, награжденного почти всеми российскими орденами и двумя иностранными, находилось чуть ли не в плачевном состоянии, хотя, казалось, по должности и чину он получал немалое содержание⁹⁴. Это видно по переписке Рейбница с Инспекторским департаментом Военного министерства.

Пошатнувшееся здоровье (сказывались болезни и последствия ранений) заставило его просить об отставке. 25 марта 1843 г. он был освобожден от командования ОКВС, но оставлен членом Военного совета. И все же вынужден обратиться к военному министру с просьбой об увеличении выплаты ему квартирных денег. Он имел на это формальное право, но ранее по скромности не претендовал. Просьбу удовлетворили⁹⁵. 10 октября 1843 г. ему пожалован чин генерала от инфантерии. Это было уже перед его кончиной. Почувствовав приближение смерти, он находит последние силы, чтобы обратиться к царю с просьбой позаботиться о его семье: «...Старец на смертном одре дерзает повергнуть к стопам Вашего Императорского Величества последнюю убедительнейшую просьбу свою, дабы, умирая, оставить сей свет в полной надежде, что Ваше Императорское Величество не отринет ее...»⁹⁶. Он просил разрешить его жене и детям пользоваться еще в течение двенадцати лет дарованной ему арендой⁹⁷.

Разжалованный генерал

В 1843 г. в командование Отдельным корпусом внутренней стражи вступил генерал-лейтенант Александр Львович Тришатный (1785 – 1852). Происходил он из дворян Черниговской губернии. На военную службу определен в 1800 г. унтер-офицером в Кексгольмский пехотный полк. Через три года произведен в прапорщики, а затем 12 лет служил в Перновском пехотном полку, в составе которого участвовал в трех войнах: против шведов, французов и турок (1805 – 1809, 1812 – 1814, 1828 гг.). Трижды был ранен: в 1807 г. под Гейльсбергом пулей в правую ногу, в 1812 г. – в голову, контужен в Бородинском сражении, в 1813 г. под Бауценоле – ядром в левую ногу. В 1827 г. принял командование Невским пехотным полком и произведен в генерал-майоры. В дальнейшем состоял при начальнике 4-й пехотной дивизии (1827 – 1828 гг.), командовал 2-й бригадой этой же дивизии, а с 1829 г. ввиду расстроенного здоровья от ран находился на лечении и отдыхе в течение почти трех лет, будучи зачисленным по армии. В 1832 г. был назначен окружным генералом 2-го округа внутренней стражи, через два года стал начальником 16-й пехотной дивизии и вскоре произведен в генерал-лейтенанты⁹⁸. Его прочат на должность инспектора резервной пехоты, как знающего и опытного командира. Корпусной командир генерал-адъютант Нейдгард 20 января 1837 г. дает ему блестящую рекомендацию: «...Генерал-лейтенант Тришатный самый отличный, знающий службу и заботливый начальник дивизии. Внутренний порядок и устройство в полках, точное исполнение обязанностей каждого, одиночная выправка и вообще образование и обмундирование нижних чинов, попечение об их содержании и сохранении – суть предмета не только постоянной, но и весьма успешной его заботливости, чему представляются мне ежедневные примеры»⁹⁹. 26 января Тришатный назначается «исправляющим должность инспектора резервной пехоты», а на его место начальником 16-й пехотной дивизии – генерал-лейтенант Н.И. Гартунг, сменивший позднее его же на посту командующего ОКВС.

Трудно предположить, состоялось ли это назначение, если бы оно происходило чуть позже. Дело в том, что 24 июля т.г. глава известного всесильного ведомства генерал-адъютант А.Х. Бенкендорф конфиденциально направил военному министру графу А.И. Чернышеву «полученнную частным образом записку о неприличном обращении с подчиненными генерала Тришатного» следующего содержания:

«О генерале Тришатном носятся весьма невыгодные слухи. Говорят, что он несравненно строптивее предшественника своего генерал-лейтенанта Скобелева: он не только что вспыльчив в обращении с офицерами, но находит как будто бы пищу в оскорблении их; дерзость его простирается до того, что он называет их свиньями.

Не мудрено, что подобным обращением он выводит из терпения кого-либо из подчиненных и последствия могут быть взаимно гибельны. Недавно во Владимирской губернии умер израненный в кампаниях генерал Апостолов. Ускорение смерти относят к неудовольствию, причиненному ему генералом Гришатным накануне его смерти на смотру»¹⁰⁰.

Тришатного взял под защиту граф Клейнмихель, который счел нужным оповестить его об этом и даже послал ему упомянутую записку В письме за грифом «Секретно» от 4 августа 1827 г. говорилось:

«Милостивый государь Александр Львович!

По участию, которое я принимал и принимаю всегда в Вашем превосходительстве, поспешаю Вам сообщить дошедшие сведения с прилагаемой запиской насчет обхождения Вашего с подчиненными. Примите это сообщение знаком моего желания отогнать от Вас неприятные последствия, которые могут выразиться от неосторожных действий...»¹⁰¹

Тришатный в ответном письме пытается оправдаться, заверяя, что в отправлении возлагаемых на него обязанностей он строг, но строптивость, выходящая за пределы рассудка и приличия, не в его правилах. «В продолжении всей своей службы, – пишет он, – я постоянно пользовался не только доверием всех моих начальников, но и привязанностью моих подчиненных, как в военное, так и в мирное время». Наука обращения с людьми ему известна, а строгость была направлена на то, чтобы подтянуть батальоны резервных бригад, находившихся в плачевном состоянии («посему я настоятельно требовал и буду требовать...»). Слухи он отверг: « Черные, основанные на лжи и сплетнях слухи о смерти Апостолова были распущены в Нижнем Новгороде корпуса жандармов подполковником Бинютиным... и когда он сознался в своей неосторожности, то я объяснил ему, что обязанность жандармского штаб-офицера не распространять, а прекращать вредные сплетни...». Тришатный просит довести это до военного министра и государя, так как для него, Тришатного, «все богатство составляет добрая репутация и верная служба». «Не думаю, – заключает он, – чтобы правительство уполномочило всякого офицера корпуса жандармов по произволу касаться чести и чернить репутацию людей, обязанных доверием монарха и испытавших через долговременную службу непоколебимую преданность