иконографической
конвенции, зато в других случаях привычное иконическое изображение навязывается нам как
своего рода автоматизированный рефлекс, и тогда мы начинаем видеть вещи через их
стереотипизированные изображения, которые нам с некоторых пор их заместили
В книге Гомбриха приводятся запоминающиеся примеры такой склонности от Виллара де
Оннекура, архитектора и рисовальщика XIII века, который утверждал, что он рисует своих львов с
натуры, но изображал их согласно самым общепринятым требованиям геральдики того времени
(его восприятие льва обуславливалось установившимся иконическим кодом, равным образом
усвоенный набор изобразительных приемов не позволял ему передать свое восприятие льва как- то
иначе, причем сам он, вероятно, настолько свыкся с ними, что ничего другого и вообразить себе не
мог), до Дюрера, изобразившего носорога с чешуйчатым панцырем, и этот носорог еще не менее
двух столетий оставался образцом правильного изображения носорога, воспроизводясь в книгах
путешественников и зоологов (которые видели настоящих носорогов, прекрасно знали, что у них
нет никаких чешуек, но не отваживались передавать шершавость его кожи иначе, чем, изображая
чешуйки, потому что понимали, что в глазах широкой публики только такие графические
конвенции означают 'носорога') .
11 Gombrich,
133
Но правда и то, что Дюрер и его подражатели пытались как-то передать некоторые впечатления от
www.koob.ru
шкуры носорога, которые незаметны, например, на фотографии. Конечно, в книге Гомбриха рису-
нок Дюрера смотрится забавно рядом с фотографией настоящего носорога, кожа которого кажется
почти гладкой, но мы знаем, что, если к ней присмотреться поближе, можно обнаружить
прихотливый узор бугорков, складок и морщинок (и то же самое с человеческой кожей), и похоже
на то, что Дюрер просто преувеличил и стилизовал то, что было в натуре, на что неспособна та же
фотография, чей условный язык фиксирует только крупные массы, сглаживая неровности и
различая большие поверхности с помощью тона.
II.9. И коль скоро мы постоянно сталкиваемся с кодировкой, стоило бы присмотреться к тому, что
представляет собой так называемая экспрессивность в рисунке. Забавный эксперимент, посвященный способам передачи выражения лица в комиксах 12, принес неожиданные результаты.
Было принято считать, что в комиксах (речь прежде всего идет о персонажах Уолта Диснея или
Джаковитти) достоверность приносится в жертву выразительности и что эта выразительность так
непосредственна, что дети лучше, чем взрослые, схватывают состояния радости, ужаса, голода, гнева, веселья и т. д., благодаря некоему природному дару сочувствования. Однако, эксперимент
показал, что способность разбираться в выражениях лица увеличивается с возрастом и по мере
интеллектуального созревания, тогда как у маленьких ее еще мало. И это говорит о том, что и в
этом случае, как в прочих, способность распознавать выражение ужаса или жадности зависит от
определенной системы ожиданий, от культурного кода, на который, несомненно, наслаиваются
коды выразительности, разработанные в других сферах изобразительного искусства. Другими
словами, если бы исследования были продолжены, нам бы, возможно, довелось узнать, что какие-
то приемы изображения комического или гротескного опираются на опыт и традиции, восходящие
к экспрессионистам, к Гойе, Домье, к карикатуристам XIX века, Брейгелю и даже к комическим
сценам греческой вазовой росписи.
И то, что смысл иконического знака, не всегда так отчетлив, как думают, подтверждается тем, что
в большинстве случаев его сопровождает подпись, даже будучи узнаваемым иконический знак
может толковаться неоднозначно, он чаще выражает общее, чем единичное
