человек скромный, отпирался, но потом решил согласится.
Он сообразил, что телевидение — прямой доступ к каждому потенциальному преступнику, а в обязанности Ивана Ивановича вдобавок к погоням за разбойниками, входила еще и профилактика преступлений, то есть их предупреждение. Вот предупреди человека, что за то, что он веточку отломал, ему придется месяц дубы окучивать и тот еще десять раз подумает, а стоит ли эту веточку ломать? Или пусть лучше сразу пойти дубы окучивать?
Сел Иван Иванович к столу и задумался крепко о своих приключениях. Начал писать, и такое из под его пера на бумагу полилось, что он сам в них сомневаться начал. И чувствовать себя начал не то Мюнхгаузеном, не то Врунгелем.
«Батюшки! — думалось ему, — никто же не поверит!»
А приключения выходили одно краше другого. И так Картуз разошелся, что чуть к историям картинки рисовать не начал.
В этот момент с силой хлопнула форточка и почувствовал Картуз, что зрение ему начало изменять. Все поплыло перед глазами. Мутное стало какое-то.
«Вот тебе и оздоровляющий комплекс!» — с горечью подумал инспектор.
А перед лицом все буквы какие-то синие плавают: «хлебзавод номер пять». И куда инспектор не повернется, никуда от этих слов деться не может. Плавают и все. И шорох еще в ушах стоит. Решил тогда Иван Иванович к этому делу с профессиональной дедуктивной стороны подойти.
«Что было перед этим? — соображал он. — Хлопнула форточка. А по том? А потом „хлебзавод“ появился, а все остальное исчезло. Так. Кто открыл форточку? Хлебзавод? Нет. Он же кирпичный. Ага, — додумался Катуз, — ветер! Но слова сами по себе не летают. Хоть и синие. Они как правило на чем-то этим занимаются».
Это привело мысли сыщика в тупик. Тогда Картуз попробовал зайти с другой стороны.
«Отчего шум? От голода? Исключено. Овсянка с молоком бы пресекла. Может, ревматизм? Кости скрипят? Тоже нет. Этого оздоровидельный комплекс китайских приседаний не допустит».
Опять тупик. Такое с Картузом было впервые. Вторые мысли пришли к первым и принялись топтаться у той же стены.
Тогда Картуз рискнул и принялся думать эти две мысли сразу. Шум в ушах усилился, буквы стали неимоверно большими, и уже синели с человеческий рост каждая. Откуда-то посыпались крошки. Запахло хлебом. Но это не могло оторвать упрямого сыщика от поиска решения непростой задачи.
«Шум плюс буквы, плюс крошки, плюс запах хлеба, это…!» — его мысли совершили рывок, и в мозгу все перечисленные предметы гармонично слились в образ хлебного магазина.
«Фу-у!» — вздохнул Картуз и снял с головы пакет.
Обычный пакет из-под хлеба сорта «крестьянский», который Иван Иванович очень уважал, потому что сам был из крестьянской семьи.
На всякий случай Картуз осмотрел упаковку через свое увеличительное стекло, но ничего подозрительного не нашел.
Его смущало одно, почему она летает по форточкам, а не лежит спокойненько в урне, как поступают сознательные пакеты?
Картуз решил это дело исправить самостоятельно. Он прошел на кухню, и твердой рукой опустил преступника в ведро. Тот повторных попыток к бегству не предпринимал.
Картуз вернулся к своему произведению, приобретшему оттенок романа. Иван Иванович пробежал глазами последние строчки и ужаснулся. Неужели это он написал? Так и в Дюма-отца превратиться недолго. Но покоя не давал пакет. Отчего? Почему? Хорошо он на голову инспектора наделся, а кабы в дымоход к кому угодил? Это уже подрывом противопожарной безопасности пахнет.
Дела звали инспектора в бой. Тут уж не до романов. Картуз решительно одел фуражку и набрал номер Ведеркина.
— Лейтенант, — приказал он, — давайте ко мне. Новое дело.
Ведеркин обрадовался, потер от нетерпения ладоши (это было слышно).
— Дело о пакете, — кратко сказал Картуз и повесил трубку на рычаг.
Когда Картуз прошел в коридор, там уже стоял Ведеркин. Одна его нога погружалась в желтую пластиковую сумку, а с погона свисал полосатый пакетик с приветливой надписью: «Спасибо за покупку!».
Лейтенант отдал честь и страшным шепотом просипел:
— По-моему, на нас напали! — он сделал круглые глаза.
— Кто? — удивился Картуз.
— Враги! — лаконично ответил лейтенант и добавил, — друзья бы такого не сделали.
Инспектор помог Ведеркину очистится от пластиковых изделий.
— А почему вы так думаете? — вкрадчиво спросил он.
— Они везде! — сделал еще более страшное лицо Ведеркин. — Они все останавливают, ломают. На всех бросаются.
— Кто, враги? — ужаснулся Картуз.
— Пакеты! — объяснил лейтенант, — Пакеты таятся за каждым углом. Вы знаете, лейтенант опустил голос до шепота, — я уже на улицу выходить боюсь!
— Ну, — похлопал его по плечу Иван Иванович, — будет, будет. Выйдем вместе.
— С вами, — принял отчаянное выражение лейтенант, — мне ничего не страшно!
— Вот и ладно, — улыбнулся Картуз и открыл дверь.
На него бросились сразу. Огромный белый мешок из-под цемента со всей тяжестью, которую он привык чувствовать, навалился с ветром на старшего вагоновца.
Но пакет просчитался. Он был отброшен точным ударом в черную надпись «Цемент строительный». Не на того напал.
— Нет, это не враги, — задумчиво сказал Картуз отряхивая синий мундир от серой пыли.
— Почему? — не понял Ведеркин.
— Надписи на нашем.
— Ограбили склад, — предположил лейтенант, — а цемент вытрясли. Или нет, они им окопы забетонировали.
— Чьи? — удивился Картуз.
— Все! Свои наполовину, а наши полностью. Чтоб не залезли.
— Не логично, — покрутил головой инспектор, — а мы должны найти того, кто бы делал это логично. С умыслом. Это и есть преступник. Ясно?
— Так точно! — ответил Ведеркин и ловко увернулся от залетевшей упаковки от воздушной кукурузы.
Картуз никак не думал, что это дело окажется для него самым сложным. Все отпечатки пальцев на пакетах в картотеке инспектора, совпадали лишь с исключительно проверенными и надежными лицами, вроде соседки и дворника Самсона Игнатовича, который сам многих нарушителей ловил с поличным и мечтал стать юным вагоновцем. Избушонок след брать отказывался наотрез.
От запаха пакета он забивался в картузовский валенок и не хотел выходить, пока целлофан не убирали. Следствие терпело одну неудачу за другой. А над Картузом еще висел и сценарий своей завтрашней передачи. День пропал впустую. Это у Картуза-то! Который в сутки открывал и тут же закрывал по нескольку дел, как банки с вареньем.
Оставалась единственная надежда, что орудующий пакетами преступник, как и всякий вредный тип, работает ночью, причем в перчатках, причем досыпает в пакеты какое-то вещество, напрочь отбивающее нюх у породистых избушек с прекрасной родословной. Без устали шныряя по кисляевским подворотням, шелестящим в ночи пакетами, сыщики рьяно пытались напасть на след бандита, но тщетно. Либо он был слишком искусен, либо происходило что-то, выходящее далеко за грани возможного. Но в это Картуз не верил. Он верил в Устав ВАГОНА и в логику. Тем не менее…
Лейтенанту показалось, что за ночь Картуз постарел на десять лет.
Глаза Ивана Ивановича все время растерянно бегали, словно искали связь всех частей происходящего.
