Стихотворения и поэмы

Клеть. Отрава в серной яме
И упрямый стук кайла.
Труд бессчетных поколений.
Лихорадки жар и дрожь
Рядом с пышностью имений
Угнетателей-вельмож.
Что ж!
Прав их не тревожь!
Ты ж трудись, клонись, молчи,
Чтобы мафией убитым
И настигнутым бандитом
В черный час не быть в ночи.
День и ночь. Октябрь и май.
Да, Сицилия — не рай.
Только долю не кляни —
Выживем-то, друг, считай,
Мы, а не они!
Смех звучит в краях родных
Наш — не их!
В праздник наш не молкнет смех
Тут и там, в предместьях всех.
Пламя песни, шутки ум,
Тратторий убогих шум,
Тарантеллы ритм греховный
На базаре за часовней,
Звон стаканов, яркость дум.
Только тут смеются всмак!
Только тут танцуют так,
Что струна, туга, огниста,
В хватких пальцах гитариста,
Словно уголь, опечет
И на круг, легка, лучиста.
Пары вымчит горячо.
Вьются песни быстрокрылы —
То народ
Свой выводит хоровод:
Повесть радостную силы,
Повесть горестных невзгод.
Ни нужда, ни безработье,
Ни хозяйская расправа,
Ни рыбацких жен лохмотья,
Ни вонючих шахт отрава,
Ни болотной мглы погуба
И ни тучи серной пыли
Свет надежд не погасили
У народа-жизнелюба.
Слышишь дружескую речь
Как огонь бенгальских свеч?
Встань в сплетенье хоровода
И за песнею народа
В переплеск огней иди.
Помни: счастье впереди!

Перевод А. Суркова

14–15. В САРДИНИИ

I

Где сухость ржавых трав, где чадный пал,
Где сизый шлак, лохмотьев жалких куча,
Где голод подошел и встал
Над прорвой безработиц и беззвучья,
Где по двору пустому ветерки
Свивают змейки рыжей пыли,
Где знойный горизонт загородили
Понурые, седые горняки,
Где смолкли дети, замер крик старух,
Дымок печей не вьется ранней ранью,
Где издавна привык шахтерский слух
К щемящему голодному урчанью,—
Я был в том крае. Видел всё. Я жал
Им крепко руки. Отзывался болью
Их безработной доле, их бездолью.
Шахтерское дитя я на руках поднял.
Его худое маленькое тельце
Доверчиво и нежно, как подснежник,
Его дрожащие в тревоге руки
Так трепетны, как лунный луч несмелый,
Его головка тяжела для тела,
Его глаза, как золотые пчелы,
Роями светлых искорок играют…
Как жадно ожидаемого внука,
Сардинского мальчонку поднял я
И ощутил,
                 что эта вот земля
И вся толпа,
                 бедна и чернорука,—
Они во мне,
                  как край мой, как семья,
В моем порыве и в моей печали.
Я вправе им сказать: «Товарищи, друзья,
Испытанные, верные, вы стали
Товарищами всех надежд, и дум,
И боли, и всего, чем жизнь богата,