Стихотворения и поэмы

Душой вливался бы в другие души,
Тонул бы взглядом в каждом добром взгляде,
И пожимал бы трудовые руки,
И всех детишек к сердцу бы прижал.
Ведь это шли его родные люди,
Его народ, свободный и красивый.
Страна справляла торжество свободы,
Болгарского раскованного слова,
Болгарского старинного писанья
В день, посвященный письменности, в день
Кирилла и Мефодия. Народ
Впервые за минувшие столетья
Слил воедино слово и свободу
В один высокий, славный, неделимый,
Победный, светлый, всемогущий гимн.

Он с нами шел. Нас — несколько посланцев
На праздник из Советского Союза,
И все мы, так же как хозяин наш,
Растроганно, взволнованно, счастливо
По парку шли, вослед за Димитровым,
В порывистую вслушиваясь речь.

Цвели сереброствольные платаны,
Веселой рябью запятнав аллею,
Серебряно дрозды перекликались,
Серебряно поблескивали нити
Седых волос, как бы вплетенных в волны
Откинутой свободной львиной гривы.
Он шел стремительно. Он счастье нес в себе.
Светился победительною силой
Красивого болгарского мужчины,
Отважного, запальчивого мужа
Больших советов и великих битв.

Он говорил. Души его волненье
И страстность Прометеева его
Ложились рассудительно и мудро
В простые, неприкрашенные фразы
Из точных и прямых, непышных слов,
Таких же беспредельно человечных,
Как этот человечный человек,
Который стал за жизнь свою легендой,
Но памятником собственным не стал.
Он говорил о чудотворстве слова,
О письменности несравненной силе,
О свете поэтического взлета
И о стихах, насущных, точно хлеб.
Употребляя имена родные,
Он их назвал созвездьем побратимства —
Мятежный Ботев, Пушкин и Шевченко,
Предвестники той радости великой,
Когда народы, распри позабыв,
Одной семьею станут. Он сказал,
Что счета нету им, искристым граням
Прекрасного алмаза языка,
Который чист и тверд, как дух народа,
Затем что он рожден в его глубинах.
В них разгорелся, спекся, прояснился,
Набрался силы тот алмаз священный,
Примета и прикраса всех племен.

Я ликовал, прислушиваясь к речи,
Что гордо раздавалась вкруг меня,
Предчувствуя, каким широким светом
Пойдет греметь торжественный язык,
Написанный узорами Кирилла
На пурпуре развернутых знамен.
Когда за стол, украшенный цветами,
Уселись мы, чтобы отметить праздник,
Он поднялся, вином наполнил кубок,
И вспыхнуло костром оно в кристалле,
Поднял его и осушил до дна
За слово нашей правды человечьей,
Святой навеки и простой навеки,
Как свет, как жизнь, как воздух, как свобода.

1972

Перевод М. Алигер

125. ТРИПТИХ СИМОНУ ЧИКОВАНИ

1

Я захлебываюсь. Я падаю. Я задыхаюсь.
Под их обвалом, под их неоглядностью.
Я к ним прислушиваюсь. Я в них вживаюсь
с пытливой тоской, с ненасытной жадностью.
И меня словно сковывает онемением
от ясновиденья горькой их участи,
ибо не стали они ни тенью, ни тленьем,