Стихотворения и поэмы

                                                                                тонка.
Как стебель гвоздики, как тельце колибри, как венчик
                                                                                     бокала,
Взметнулась она стремительно, на сцене вдруг засверкала.
В ней столько таилось пыла, такая в ней страсть гудела,
Что боли ей было мало, что ей не хватало тела.
И вот она снова и снова в фонарном кругу лучится,
Из-за кулисы бархатной вышла и в зал глядит,
И падает свет прожектора на голые плечи певицы,
На резко загримированное, больное лицо Эдит.
Она распахнула руки, сеткою жил обвитые,
Трепещут ладони слабые, словно гвоздями пробитые;
Над оркестровой ямой встала она, как распятие,
Бездонны ее страдания, бессонны ее объятия.
Властные хрупкие руки судорожно распростерши,
Поет вещунья ночная, словно святая пророчица.
В роду ее не было славы слаще, чем эта, и горше.
Звенит последняя исповедь, и горечь в горле полощется.
И слезы сочатся черные, и сердце в мучениях корчится,
И всё в голове заморочилось! Чего шансонетке хочется?
О, как ненасытно мечтается,
О, сколько всего умещается
В душе вашей, бедная вестница
Ласки и человечности!
Вздымается над толпою, терниями увенчана,
К столбу световому прикованная, печально-прекрасная
                                                                                         женщина.
Вздымается над толпою отчаянная парижанка,
Над залом, где гость захмелевший исходит слезой
                                                                               и слюною,
Растроганный тем, как всхлипывает расстроенная
                                                                                  шарманка,
Подстегнутый саксофонами и безутешной струною.
«Милорд, вы, кажется, плачете? Неужто всё еще
                                                                              в моде я?
Милорд, я прошу вас, не надо! Я жалуюсь вовсе не вам.
Рукоплещите, топайте, подвывайте моей мелодии.
И — к черту! Падам, падам!..»

Перевод Я. Хелемского

5 «НЕОКОНЧЕННАЯ» СИМФОНИЯ ШУБЕРТА

Меня зовут Франц Шуберт.
                                         Я сейчас
Вам расскажу, о чем в полночный час
Я грежу наяву,
                      хотя порою сам
Шепчу себе: «А можно ль верить снам?»
Кричу во сне.
Кричу во тьме ночной.
У немоты и звезд пощады не прошу.
Мой крик сравним лишь с петлей роковой,
Которой сам себя я задушу.
Стою над ямою распахнутого сна
И погружаюсь естеством своим на дно,
Туда, где с глубиной
Столкнулась глубина,
Где корни мертвые с живыми заодно.
И раздвигаются пласты забытых дней,
Истлевших миражей,
                                 и марев,
                                                        и забот,
И раскрывается над ней той бездны ход
В нору, где темнота еще темней.
В подземный рокот вслушиваясь, я
Кричу и трепещу
У смерти на краю,
Не зная, выползет сомнений ли змея
Иль боль тарантулом вопьется в грудь мою?
Но мысль светла,
Как молния, в уме:
Берлога подо мной,
Проклятой доли клеть,—
И дух мой вздрогнул, и отчаянье во тьме
Вдруг шевельнулось,
Как разбуженный медведь.
И я кричу, кричу, не ведая того,
Что криками не отпугну его.
Ведь он навалится и силой лап тугих
Сомнет и плоть мою, и свет надежд моих…
И только взблеск огня,
И только шаг один
Навстречу брезжущему свету дня —
И я пройду сквозь тьму,
Как исполин.
И я, стряхнув с себя
                                  сомненья тех ночей,
Вновь песней задышу
В небес раскрытых млечность.
Повиснет в небесах,
                                 тревожа слух людей,
Мелодия моя — она стремится в вечность.