Вот лето скоро… Засверкают воды Сибирских рек, пройдет весенний дождь,— Любитель рыболовства и природы, Ты полной грудью наконец вздохнешь… Глаза Сергея — цвета серой стали — Взглянули на друзей печальный круг. «Пускай учитель наш в женевской дали, Пускай услышит наш великий друг, Что, умирая в битве за свободу От царских слуг, от царской пули злой, В свой смертный час он знамени не отдал, Его не взять им силой никакой! Чтоб не коснулся враг рукою грязной, Он спрятал знамя на груди своей. Его там видел доктор, но напрасно — Взять побоялся. Я б душою всей, Я телом заплатил бы, смертной раной,— Спасти бы только знамя!..» За стеной Метель ревела. Дробью барабанной Бил в стекла снег, и мелкий и сухой. По городу гуляет завируха, И плачет жалобно, и свищет, и кричит. И Томск не спит, ловя тревожным слухом И ожидая выстрелов в ночи. К морозным окнам припадает ухо Дрожащих бар, испуганных купчих. На пальцы дуя, проклиная вьюгу, Топорщит свой башлык городовой. «Ну, кто пойдет вдвоем со мною к другу, К последней встрече, кто пойдет со мной?!» Пронесся ветер. Мелким снежным прахом Швырнул, завыл, задребезжал, затих. И только отзвук плыл протяжным взмахом Над ширью царских вотчин дорогих. Ночь начиналась тишиной и страхом, Свистками подгулявших часовых С двуглавой медной птицей на папахах, Гербом казарм и кабаков ночных. И встал Сергей, скамью отодвигая, Надел пальто в заплатах. «Я готов»,— Взглянул на всех, как будто вопрошая, И молча встал за ним Иван Лисов. Они безмолвно вышли из подъезда, Калитки стук раздался в тишине. Морозной пылью плыли в вышине Колючие, свирепые созвездья. Мороз ширял, без краю, без границ,— Великий, тихий океан мороза,— И в грунт вмерзал густой холодный воздух, Как в лед вмерзают крылья мертвых птиц. Молчанье шло из полночи. Оно Пошло гулять просторными краями, И даже Томи вымерзшее дно Потрескалось, заваленное льдами. Кристаллики, твердея, как металл. Покрыли землю россыпью цветною, И звездный свет дробился и дрожал Зеленой, синей, желтою звездою. Как этот воздух нестерпимо тих! Лицо Ивана сединой покрыто. Снег под ногой поскрипывал сердито, Скрипела даль на сотни верст глухих! От всех домов других отъединенно Стояли стены. Штукатурка с них Давно осыпалась. Кирпич казенный — Весь в инее и клочьях снеговых. Распухли стены. Вьется снега проседь. Мертвецкая. Дрожит ветвей узор. Уйдя с работы, посмеялся Осип: «Что сверстано, то не пойдет в разбор!» Как жадным сердцем рвемся мы к свободе! Живи, твори, сооружай, борись! Прекрасный мир! Ты в наше сердце входишь, Борьбой суровой созидая жизнь. Бывает миг — нам сотни жизней мало, Бывает миг — границ не знает слух,— И слышишь дальний шепот за Уралом, Слова за морем постигаешь вдруг, Так всё проходит — знанье, воля, разум, Виденья лет, — их не остановить! Так познает тот парень сероглазый Большую волю побеждать и жить. Пора идти, чтоб, звука не роняя, Пройти за стену. Двор застыл во мгле… И вдруг Иван кричит, изнемогая: «Постой, Сергей, как страшно на земле!..» «Земля любимая! Рождаться, славить Земную жизнь, как лучший дар храня. Ни смерть, ни тлен, ни клеветник лукавый, Ни в спину выстрел не страшит меня. Пускай Иван останется — зачем Ему идти? И так он измотался
