раму окна, она, может, еще была жива, то теперь это было абсолютно исключено.
— Но почему?
— Так распорядилась госпожа, — тон Бернардина был непреклонен.
Как ни тверд был характер дамы Токсилла, страшная и загадочная гибель Савики его надломила. Не то чтобы она была так уж привязана к служанке, но совсем недавно на том же месте несчастье произошло с Биной, и теперь Гальда сомневалась, что это был несчастный случай. Вернее, не сомневалась в обратном.
А что, если завтра там окажется кто-то из близнецов? Или сама Гальда?
Она решила уехать. Семеро с ними, с расходами и осуждением общества, лучше взять заем и уехать из города.
Но оказалось, что Лаубода против.
Нет, мона Гальда могла ее понять. Никто не захочет, чтобы о твоем доме распространялись мрачные слухи. Особенно если эти слухи правдивы. Это было ясно, еще когда она отказалась послать за врачом для Бины. Но тогда обошлось, и Гальда не стала устраивать шума.
Но теперь…
Ну ладно, обитатели дома не стали заявлять о смерти Савики властям (в конце концов, кто она такая?) и устраивать официальные похороны с молебном и жрецом. Гальда вообще не знала, куда девался труп, наверное, сплавили — в прямом смысле слова.
Но, милостивые господа, убийство есть убийство. А жить с убийцей под одним кровом, пусть даже без расходов и с вкусными харчами, мы не подписывались. А иначе, чем убийством, это происшествие назвать нельзя.
Однако Лаубода после краткого разговора у тела Савики, когда Гальда была практически не в себе, закрылась в библиотеке и не появлялась оттуда. А из разговора Гальда запомнила лишь следующее: хозяйка поклялась, что никто из ее домочадцев не является убийцей.
А на остров нельзя попасть незаметно… шлюзы, ловушки и прочее, о чем ее предупреждали. Или кто-то все же сумел эти ловушки обойти?
Чем больше мона Гальда размышляла, тем более странным и невероятным представлялось ей произошедшее. Если бы жертву задушили, зарезали, стукнули камнем по голове, это было бы страшно, но понятно. Но кто мог — и как сумел — втащить тело наверх и немыслимым способом закрепить его на оконной раме, чтоб оно продержалось там какое-то время? И главное — зачем?
И еще — когда они перевернули упавшее тело, мона Гальда была слишком напугана, чтобы заострить на этом внимание, но потом данное обстоятельство навязчиво возникало в памяти: руки Савики были обожжены. Как будто она хваталась за что-то раскаленное.
Ну не на кухне же она получила эти ожоги! А если не на кухне, то где?
Невозможно ведь поверить в огненную решетку, о которой твердила Бина. Иначе придется поверить и во весь прочий бред — с мысленным призывом и чудовищами, клубящимися во мгле. И пусть Бина поминала, что обожгла руки, — ее ладони были чисты, без всяких следов ожогов.
Да и видела мона Гальда ту решетку, ничего в ней нет особенного, обычный проржавевший металл, под которым плещется вода.
Почему, кстати, Лаубода пугалась упоминаний о воде? И когда случилось несчастье с Биной, первым делом кинулась проверять решетку.
Гальда решила уехать, пока не подвинулась умом. Но Бернардин, этот жалкий мерзавец, отказался предоставить ей лодку, ссылаясь на прямой запрет хозяйки.
В ярости она вернулась к себе. Ах, если бы Хабрен был помоложе! Или сейчас не стояла зима… Тогда бы она велела ему доплыть до города… нанять лодку… а еще лучше — сообщить о произошедшем в Тайный Совет! Но об этом нечего и мечтать. Остается выжидать, пока кто-то из прислуги поедет в город за покупками, чтоб перехватить лодку. Всей компанией они как-нибудь справятся с Киром… а если это будет Бернардин, его даже старик Хабрен заломает.
В комнату вбежал раскрасневшийся Магне:
— Матушка! Там кто-то приплыл!
Хотя мона Гальда запретила детям покидать комнаты, слушалась ее только перепуганная Бина. Уследить за близнецами было невозможно, тем паче без Савики, и они шныряли по всему дому и причалу. Но сейчас Гальда удержалась от того, чтобы сделать сыну внушение, — слишком ошеломила ее весть. Посетители на острове, где никто не бывает?
Стряхнув оцепенение, мона Гальда встала и накинула плащ.
— Идем, я должна видеть, кто это.
Бина не последовала за ними. Зато присоединился Хабрен, также услышавший новости.
Они поспели к причалу, когда барка уже приблизилась. Несмотря на раннее время, на бортах мигали фонари — слишком сильный туман не позволял передвигаться иначе. Рыбацкие и пассажирские суда в такую погоду оставались в гавани. Значит…
— Госпожа никого не принимает! — орал Бернардин. То есть пытался орать, с его голосовыми данными получался скорее визг.
— Она обязана принять секретаря Тайного Совета, — донесся басовитый голос с барки.
— Все равно! Тайный Совет или нет, мне велено никого не пускать!
Вместо раскатистого баса из тумана теперь отвечал другой голос, при звуке которого мона Гальда невольно содрогнулась.
— Дальнейший отказ будет расценен как измена Досточтимой республике Димн. У меня есть полномочия вызвать отряд гвардейцев, и тогда шлюзы и ловушки вам не помогут.
Он и правда был одним из секретарей Тайного Совета, этот Эрбер Алессо. С полномочиями дознавателя. Моне Гальде приходилось беседовать с ним по делу своего мужа. С ней Алессо обращался предельно корректно, но он имел непосредственное отношение к событиям, о которых дама Токсилла хотела как можно скорее забыть. То есть то, что именно он засадил господина Токсиллу в крепость, еще ничего, а вот то, что в результате этих действий семейство оказалось в нынешнем бедственном положении, — непростительно.
Бернардин, видимо, представил команду республиканских гвардейцев, штурмующих остров с крючьями, боевыми топорами и абордажными саблями, и махнул рукой, приказав Киру открыть шлюз.
Спустя некоторое время на причале появился сухощавый человек неопределенных лет в темно- зеленом форменном кафтане, теплом плаще и берете, в сопровождении четверых гвардейцев — правда, без абордажных сабель. При виде моны Гальды он не выказал никакого удивления — впрочем, сомнительно, что он вообще был способен испытывать это чувство. Склонил голову, четко произнес:
— Добрый день, госпожа Токсилла. Дама Адран не с вами?
— Она уже несколько дней не покидает своих покоев.
— Хорошо, разберемся. В таком случае, — Алессо обвел собравшихся пристальным взглядом водянисто-серых глаз, — я хотел бы поговорить с девицей Савикой, находящейся в услужении у дамы Токсилла.
Тут вздрогнуть могли решительно все, даже те, кто слыхом не слыхал о том, что представляет собой господин Алессо. Но мона Гальда быстро собралась с мыслями. Савика, упокой ее Мать в своем лоне, рвалась в город не для того, чтоб посетить аптекаря. Она успела сообщить куда следует о странностях, творящихся на острове. Это нетрудно и делается быстро — всего-то бросить донос в пасть кутхи. Морда давно вымершего зверя была расположена на площади за храмом Мастера, дабы все сознательные граждане республики имели возможность сообщать о нарушении законов. Разумеется, на то, чтобы разобрать доносы и провести их по инстанциям, потребно несколько дней. Поэтому дознавателя направили только сегодня.
Бернардин промямлил что-то нечленораздельное, впору с Киром тягаться. Не дожидаясь, пока он справится с первоначальным испугом и сумеет сплести какую-нибудь ложь, Гальда сделала шаг вперед.
— Прошу прощения, но у меня не было возможности сообщить властям. Моя прислужница Савика погибла на другой день после возвращения из города. По всей вероятности, была убита.
