Аморель пораженно уставилась на меня.
— Глупый, — сказала она, — ну как вы не понимаете… Ладно, не обращайте внимания.
Мне хотелось бы послушать, что она собиралась сказать дальше после такого странного (если не сказать, обидного) вступления, но в этот самый миг появились наши гости и с ними Джон.
Я нечасто вращаюсь в обществе писателей, поэтому мне интересно было познакомиться с ними, но вскоре любопытство уступило место разочарованию. Они оказались весьма заурядными людьми. Мортон Харрогейт Брэдли, известный автор детективов, был высоким, худым молодым человеком, манеры которого отличались раздражающим высокомерием. Я попытался запять его беседой, выбрав, по-моему, идеальную тему (обсуждение спорных вопросов драматургии восемнадцатого века — я как раз много читал по этому предмету в последнее время). Однако, к моему еще большему раздражению, он внезапно оборвал меня на полуслове и ушел, чтобы присоединиться — к кому бы вы думали? — к Аморель.
Хелен Эш (или миссис Фицвильям, если называть вещи своими именами) показалась мне ничуть не более интересной, особенно для писательницы с такой высокой репутацией, как у нес. Я уже начал было вспоминать те ее книги, которые мне довелось прочесть, чтобы попять, не слишком ли преувеличенной была ее слава. Это была маленькая, темноволосая, чрезвычайно подвижная женщина с недурной внешностью, лег тридцати пяти, насколько я мог судить. Я счел своим долгом попытаться выяснить ее мнение о тенденциях современной литературы, но она, вне всякого сомнения, предпочитала болтовню с Этель о каких-то женских глупостях вместо серьезною разговора. Кстати, когда в комнату вошел Эрик, она мимоходом поздоровалась с ним. и я не заметил ни тени смущения в её голосе. Вот и верь после этого скользким намекам Аморель.
Профессор Джонсон, к сожалению, оказался невероятно скучен для столь высокообразованного и, несомненно, одаренного человека. Он счел необходимым подробно изложить мне какую-то запутанную математическую теорию, не представлявшую для меня ни малейшего интереса, долго бормотал себе в бороду и крутил в руках очки, создавая впечатление старческого маразма, хотя ему было лишь немногим за пятьдесят. Поэтому, как только в комнату вошла мисс Верши, я тотчас же извинился перед профессором и поспешил к ней навстречу.
Однако Эрик опередил меня со свойственной ему беспардонностью. Прежде чем мне удалось добраться до двери, он буквально локтями проложил себе дорогу сквозь небольшую толпу, собравшуюся в гостиной — причем, как я заметил, без колебаний протиснулся даже мимо самой миссис до Равель.
— Ну наконец-то, Эльза, иди-ка сюда, выпей коктейля, — крикнул он ей, нимало не заботясь о приличиях.
К моему разочарованию, мисс Верити, вместо того чтобы игнорировать наглеца, напротив, даже улыбнулась ему, хотя и удосужилась слегка покраснеть при этом.
— Пожалуйста, передайте сюда коктейль, Джон, — прокричал Эрик. — Эльзе нужно слегка подкрепиться, прежде чем мы сообщим одну важную новость.
Меня пронзило нехорошее предчувствие, хотя я и знал, что оснований для опасений уже не было. Взглянув на Этель, я увидел, что и ей в голову пришла та же мысль. Я послал ей ободряющую улыбку, но она не обратила на нее внимания.
— Что за новость, Эрик? — спросила она.
Тот повернулся к ней, все еще протягивая коктейль Эльзе, и победно усмехнулся.
— Пусть все наполнят бокалы! — Ею голос загремел на всю комнату. — Мы хотим предложить тост, за который необходимо выпить! — При этом тон его ясно говорил: хотите вы этого или пет. — Эльза и я собираемся пожениться и объявляем о своей помолвке!
Как же далеко зашло бесстыдство этого человека! Вопиющее, преступное бесстыдство!
Глава 5
Во время последующего обеда я едва осознавал, что происходило вокруг.
Я был расстроен. Мало сказать, что расстроен. Чисто машинально я пытался отвечать на назойливую болтовню моей соседки, миссис Фицвильям, но голова моя была занята другим. Меня мучила ужасающая несправедливость, которая готова была обрушиться на несчастную девочку и которую, по всей вероятности, мы не в силах были предотвратить. При одной мысли о том, что она окажется в лапах этого мерзавца, у меня кусок застревал в горле, но я не мог думать ни о чем другом. Все мысли об Аморель поблекли в моем сознании. Даже сейчас у меня го и дело мелькали отчаянные идеи спасения мисс Верити, одна сумасброднее другой, но я вынужден был сразу отметать их. Что касается Этель, она вела себя как и положено гостеприимной хозяйке, и можно было только догадываться, какое душевное смятение скрывалось за ее радушной улыбкой.
На миссис де Равель я вообще старался не смотреть. Бросив ей прямо в лицо объявление о своей помолвке, Эрик сполна отомстил ей за тот страх, который ему довелось пережить но ее милости час назад. Ее глупец муж, конечно же, громче всех приветствовал это худшее из всех преступлений Эрика Скотт- Дейвиса.
Миссис Фицвильям, должно быть, заметила мою отрешенность и с удивившей меня интуицией (которую, впрочем, можно было от нее ожидать) сразу подошла к самой сути проблемы. Взглянув на меня с любопытством, она тихо спросила, воспользовавшись шумом разговора вокруг нас:
— Что вы думаете о помолвке нашего общего друга?
Я был слишком удручен, чтобы скрывать свои чувства, и прямо сказал ей, что считаю все это вопиющей несправедливостью.
— Кажется, она милая девочка?
— Совершенно очаровательная девушка с чистейшей душой, — горячо подхватил я. — Так подло воспользоваться ее неопытностью — настоящее преступление, никак иначе это нельзя назвать.
— Полагаю, Эрик охотится за ее деньгами?
— Конечно, за чем же еще. Сама мисс Верити, — заметил я с горечью, всего лишь случайная жертва в его игре.
Взгляд моей соседки стал более задумчивым.
— Но стоит так переживать, мистер Пинкертон. Многое может еще измениться. Лично я очень удивлюсь, если свадьба в самом деле состоится.
Хотелось бы надеяться, что она была права.
После обеда я извинился перед хозяйкой и пошел прогуляться к лесу. Мне было физически невыносимо находиться в одной комнате со Скотт-Дейвисом и нужно было побыть в одиночестве хотя бы полчаса.
Дальнейшие события этого вечера принесли некоторое облегчение. Наши гости, разумеется, не подозревали о подводных течениях, осложнявших наши отношения, поэтому, сосредоточившись на подготовленной для них программе, мы, по крайней мере, могли немного отвлечься от более серьезных проблем. Джон Хилльярд явно разделял это мнение, поскольку, когда я вернулся домой, он уже с нетерпением ждал меня. Ни словом не упомянув о помолвке, он принялся подробно экзаменовать меня, чтобы убедиться, что я ничего не забыл из своей роли.
А надо сказать, что когда Джон что-то делает, он делает это очень тщательно. Основные наброски для нашей сцены со Скотт-Дейвисом были сделаны прошлым вечером, и сразу же после завтрака Джон протянул мне аккуратно отпечатанные листы сценария, в котором были предусмотрены даже самые незначительные подробности, а время просчитано до минуты.
Он настаивал, что я должен немедленно все это заучить Каждое мое действие было точно расписано — сколько именно минут я должен бороться с Эриком, чтобы завладеть ружьем, насколько далеко Эрик должен находиться от меня в момент выстрела, как мне избавиться от трупа, чтобы представить все произошедшее как несчастный случай, как я должен стереть свои отпечатки пальцев с ружья и заменить их на отпечатки самого Эрика, прижав к прикладу кончики его пальцев — то есть все мыслимые детали. Все это казалось мне абсолютно излишним, по Джон настаивал на своем.
— В таком случае, вы совсем забыли о крови, — не преминул уколоть я ею после завтрака, когда он