чтобы оставить его отпечатки, положил ружье за его спиной в соответствии с инструкциями и начал подниматься на холм. Остальные быстро отправились но своим местам, куда кому было указано. Пока все шло по плану.
Холм имеет довольно крутой склон с этой стороны дома. Так как я был совершенно изнурен никому не нужным перетаскиванием Эрика, я впервые ослушался инструкций Джона и сел отдохнуть там, где я мог понаблюдать за поляной и посмотреть, как Этель обнаружит тело. Помимо прочего, мне было приятно самому для разнообразия оказаться в роли зрителя.
У Этель были не менее четкие предписания, чем у меня и Эрика. Она должна была приблизиться к телу по определенной траектории, а удалиться по другой, чтобы ее следы были в стороне от наших. Кроме того, она должна была подойти к телу достаточно близко, чтобы понять, что это труп, по при этом ничего не трогать, а сразу возвращаться в дом, возле которого она встретит меня и поднимет тревогу.
Бедная Этель! Ей нужно было играть свою роль для развлечения гостей, хотя, очевидно, это доставляло ей ничуть не больше удовольствия, чем мне. Когда она приблизилась к Эрику, тот помахал в воздухе ногой в ироническом приветствии. Ничем больше он махать не мог, поскольку лежал лицом вниз, положив голову на руки, по Этель, скорее всего, предпочла бы, чтобы он вообще лежал смирно. Однако это было бы не в духе Эрика Скотт-Дейвиса.
Она взглянула на него с молчаливым неодобрением, потом повернулась и медленно пошла вверх по тропинке, по которой я только что пришел. Я поднялся на ноги и поспешил обогнать ее.
Почти дойдя до вершины холма, я нарочно замедлил шаг и дал ей поравняться со мной у дома.
— Констебль, — сказала она с грустной улыбкой, — я только что видел мистера Скотт-Дейвиса там, в лесу. Кажется, с, ним произошел несчастный случай. Боюсь, он мертв. — Она подняла на меня глаза, и улыбка пропала с ее лица. — Хотела бы я, чтобы это было правдой, — медленно добавила она и ушла в дом. По сценарию, я должен был попросить ее вызвать по телефону врача, но мы оба находились не в том состоянии духа, чтобы помнить о таких мелочах.
Я снова пошел вниз по тропинке. Эрик все еще лежал там, где я его оставил, остальных не было видно поблизости. Я занялся тем, что поправил кое-какие детали мизансцены. Эрик со мной не разговаривал, и я был весьма рад его молчанию. Сделав то, что я посчитал нужным, я отошел на некоторое расстояние от него, закурил сигарету и спокойно присел, чтобы дождаться наших детективов. Имелось в виду, что за это время должен был приехать врач и осмотреть тело. Копию его воображаемого отчета Джону вместе с докладной запиской констебля нужно было передать нашим трем сыщикам, когда они выйдут из дома. При мысли о том, какие серьезные проблемы стояли перед нами в реальной жизни, весь этот маскарад казался мне невыразимо скучной и инфантильной затеей.
Могу вкратце рассказать, что было в следующие полчаса.
Ни один из так называемых детективов, по моему мнению, не представлял бы особой опасности для настоящего преступника. Безусловно, они старались как могли, по атмосфера фарса была слишком сильна. Миссис Фицвильям нервничала и все время глупо хихикала (чем больше я находился в обществе этой женщины, тем труднее мне было представить, чтобы она могла поделиться со своими читателями хотя бы одной умной мыслью). Мортон Харрогейт Брэдли (ну и имечко!) напускал на себя вид чрезвычайного превосходства, но при этом ничего не делал, и, как казалось, только профессор Джонсон пытался добраться до сути нашей небольшой загадки. Остальные двое задавали мне вопросы с отсутствующим видом, вместе смеялись, и лишь профессор Джонсон на самом деле предпринимал попытки изучать следы на земле или разработать научно обоснованную версию случившегося.
Моя роль деревенского констебля, разумеется, заключалась в том, чтобы охранять тело до приезда полицейского инспектора из Бьюдфорда. Я старался развлечь гостей, играя свою роль со всей достоверностью, на которую только был способен, как бы упиваясь собственной важностью, не позволял гостям затоптать следы, пока их не осмотрит инспектор, не подпускал их к телу под тем предлогом, что они могут случайно уничтожить какую-нибудь важную улику, и вообще изображал самонадеянного, невежественного служаку, который вдруг по иронии судьбы оказался в положении, дающем ему власть и значимость. Втайне я считал, что, учитывая обстоятельства, мое представление было не лишено актерского таланта, но вынужден признать (без комментариев), что, несмотря на все мои скромные усилия, наших гостей гораздо больше позабавили нелепые телодвижения, которые время от времени совершал Эрик, а не моя игра. Тем временем Эрику, очевидно, пришла в голову новая идея — вместо прежнего беспорядочного дерганья он принялся уморительно выгибать спину, из-за чего стал похож на ползущую гусеницу. Не знаю, сочли ли присутствующие его затею пародией на предсмертную агонию или просто бессмысленным шутовством, но все равно нашли его поведение очень потешным.
Вся эта сцена длилась около пятнадцати минут. Затем, в соответствии с указаниями Джона и к моему большому облегчению, все начали двигаться по направлению к дому. Это значило, что Эрику не нужно было больше играть роль трупа, хотя я должен был оставаться поблизости на тот случай, если детективы захотят задать мне еще какой-нибудь вопрос.
Теперь я должен быть очень внимателен, чтобы точно отразить все события с тех пор, как мы покинули поляну, поскольку мы уже подходим к тому моменту, с которого отдельные показания участников событий становятся запутанными и противоречивыми и могут иметь (по крайней мере, для меня) самые плачевные последствия. Мне дали попять — причем весьма недвусмысленно — что мой отчет о последующих пяти минутах не вызывает особого доверия. Поэтому я постараюсь, насколько позволят обстоятельства, ограничиться изложением только тех фактов, которые можно проверить.
Я сказал Эрику, что мы все уходим, но вместо ответа он лишь зачем-то в последний раз судорожно выгнулся и не отреагировал на мои слова. Единственное объяснение этому я вижу в том, что он не желал возвращаться в дом вместе со мной, а решил подождать, пока мы все скроемся из виду — по крайней мере, такова моя версия. Как бы то ни было, мы четверо в самом деле двинулись в путь: Брэдли и профессор Джонсон впереди, а я позади, чтобы в случае чего предложить руку помощи миссис Фицвильям, когда мы будем подниматься по тропе. Как я уже говорил, склон здесь довольно крут, и, естественно, подъем оказался тяжеловат для миссис Фицвильям. Я посоветовал ей не торопиться и взять на вооружение известную методику альпинистов, которые значительно замедляют шаг даже на небольшом подъеме. В результате мы с ней успели пройти не так уж много, когда двое мужчин перед нами уже скрылись из виду за одним из поворотов тропинки. Вот от каких мелочей, как скоро убедится читатель, зависит порой человеческая жизнь.
Мы прошли, возможно, ярдов пятьдесят по тропинке, хотя из-за того, что она петляла по лесу, прямое расстояние до поляны (которую скрывала теперь от нас густая растительность) составило бы едва ли четверть от этой цифры, когда я сказал миссис Фицвильям, что у меня развязался шкурок на ботинке. По правде говоря, мои шнурки были в полном порядке, мне просто нужен был предлог, чтобы остановиться. Миссис Фицвильям уже слишком выдохлась. Во всяком случае, она получила возможность присесть на берегу ручья сбоку от тропинки, а я наклонился в нескольких шагах от нее, делая вид, что завязываю шнурок. Пока я занимался этим, мы оба услышали несомненный звук выстрела где-то внизу под нами, и довольно близко.
Я не слишком заинтересовался этим звуком, выстрелы были обычным делом в тех местах.
Миссис Фицвильям, однако, казалась испуганной.
— Что это было? — воскликнула она.
— Здешние леса полны кроликов, — объяснил я и добавил, чтобы ее успокоить: — Здесь то и дело можно услышать выстрелы.
— Но этот прозвучал совсем близко. Это же могло быть опасно?
— Не думаю, — сказал я, слегка улыбнувшись. — В лесу очень обманчивая акустика. Кроме того, перед тем как стрелять, обычно проверяют, чтобы поблизости не было людей.
— Терпеть не могу, когда убивают кроликов. Без шкурок они ужасно похожи на младенцев, — вздохнув, с женской логикой заметила миссис Фицвильям. — А вы охотитесь, мистер Пинкертон?
— Нет, при моем слабом зрении это вряд ли возможно. — Это был мой излюбленный ответ на подобный вопрос, и он обычно хорошо меня выручал; на самом же деле мне неприятна сама мысль о том, чтобы отнимать жизнь в любой ее форме — разумеется, 'спортсмены' типа Эрика Скотт-Дейвиса подняли бы меня на смех за подобную сентиментальность.
Видя, что волнение миссис Фицвильям не утихает, я предложил сходить назад, чтобы выяснить, кто
