– Не знаю… – вдруг массирующие движения пальчиков остановились, а голос погрустнел. – Когда-то была феей, а потом… Все сложно… – Милена замолчала.
– Прости, красавица… Я не хотел тебя обидеть…
– Да нет, все в порядке… А тебя как?
– Меня зовут Асмунд, сын Гримвальда. Правда… теперь я уже, похоже, ничей ни сын и ни брат… – голос Асмунда пресекся, а массирующие движения вдруг тоже прекратились…
Асмунд резко встал с кровати – боли уже не было, к нему быстро возвращались силы…
– Эй, не грусти… – вдруг потрепала его по плечу Милена. – У нас у всех, и у меня в особенности, есть над чем погрустить, но лучше не стоит… Печаль отнимает силы, а настоящий мужчина ведь у нас, – тут голос её опять стал игриво-ласковым… – не захочет остаться бессильным – ему ещё предстоит много, много битв…
Асмунд повернулся в сторону Милены и их взгляды встретились. И Асмунду стало как-то не по себе… Ему показалось, что черные как ночь глаза Милены проникают в самую глубину его души и читают неизвестное даже ему самому, а ещё… Ещё в них было какое-то совершенно новое, неизвестное до сих пор юноше выражение, которое он ни разу не видел ни в глазах у мамы, ни сестренки, ни деревенских девчонок… Что-то новое, манящее, незнакомое и потому… немножко страшное…
Асмунд покраснел и ему вдруг стало стыдно, что он голый до торса. Он стал искать глазами рубашку, а в это время раздался басовитый голос:
– Кхе,кхе… Госпожа! Трапеза уже началась, ждут только вас…
– Иду, Малыш, иду… – звонко пропела своим мелодичным голоском Милена. – Ну что – пойдем? Разве даме можно появиться на пиру без сопровождения настоящего мужчины? – и она весело рассмеялась, подавая ему новую рубашку…
На трапезе много пили и ели – выжившим надо было немного придти в себя. Яркое солнце, голубое небо были как нельзя кстати. Ярко-красное вино из кожаных мехов весело искрилось в стаканах, мясная похлебка дымилась и вскоре самые пострадавшие уже весело смеялись и шутили. Особенно над шутками Малыша. Тот был известный балагур и душа компании. Правда, все его шутки можно был описать в нескольких словах: женщины, кабаки, пьяные мужики и связанные с этими тремя компонентами приключения… Но именно такие шутки и действовали на людей отрезвляюще.
Когда же Милена показалась за столом, держа за руку покрасневшего от смущения юного Асмунда, им приветливо захлопали, а Гастон, до этого задумчиво и как-то отстраненно смотревший в свой стакан, впрочем, никогда надолго не пустевший, улыбнулся:
– Я рад, что этот юноша выкарабкался… Честно говоря, уже и не надеялся… Одежда на нем так и кипела от этой черной гадости…
– Так своим спасением я обязан вам!!! – вскричал Асмунд и, вырвав свою руку из ручки Милены, бросился на одно колено перед Гастоном, протянул к нему свои руки и закричал, – Примите мою жизнь в свои руки навеки, милорд, ибо она уже не принадлежит мне!
– Охотно принимаю! – снова улыбнулся Гастон и взял ладони Асмунда в свои ладони, как делают издревле бароны и короли Содружества, принимая вассальную клятву. – Мне нужны молодые крепкие ребята. Впереди у нас будет ещё много и много битв… Но знай, что ты поступаешь в 'Зеленое Братство' Гастона Отверженного, в братство отважных воинов и настоящих мужчин, но гонимых и потому живущих в лесах как волки и лисы, которым негде и главы преклонить…
Асмунд онемел от неожиданности и только и смог открыть рот и даже не подумал его закрыть – то-то ему показалось лицо этого человека таким знакомым…
– Малыш! Посади парня с братьями, а после обеда выдай ему снаряжение кого-нибудь из убитых… Я беру его в свои оруженосцы. А ты, Милена, сядь со мной… Мне нужно с тобой ещё пошептаться… – и Гастон указал на место по правую руку от себя…
Пир длился едва ли не три часа подряд, пока солнце не стало постепенно клонится к линии горизонта. Когда Гастон заметил, что люди уже почти совершенно оправились от пережитого, он закончил перешептываться с Миленой и громко стукнул по деревянной доске раскладного походного стола.
– Итак, господа! Пир пиром, а нужно решать, что делать дальше… Тварей мы уничтожили, но могут явиться другие, хотя пока наши разведчики молчат… Женщин и детей нужно укрыть в безопасном месте, а вот мужчин, способных держать оружие в руках, я призываю взять оружие убитых и восполнить мой поредевший отряд – впереди у нас много работы – есть очень много других беженцев, которые тоже нуждаются в нашей защите. Есть возражения?
Возражений не было. Решительный властный тон голоса Гастона, его горящие каким-то нестерпимым яростным огнем глаза, пудовые кулаки, массивный подбородок и сжатые губы – все выдавало в нем прирожденного вождя и полководца, чьи команды не вызывают никогда прекословия, за которым хочется идти и которому хочется повиноваться. Особенно в эти, страшные для всех времена…
– Если возражений нет, то женщины и дети отправятся с Миленой и её свитой к Лесной реке, милях в двадцати к югу отсюда. Там мы оставили лодки. По реке вы сможете с помощью речных русалок безопасно добраться до владений королевы Коры… Пока это единственное надежное убежище в округе, я так понимаю? – Гастон выразительно посмотрел в сторону Милены.
– Пока оно надежно, у нас сильная защита, но…
– Этого достаточно пока – кивнул Гастон. – А все мужчины, годные к строевой службе, пойдут за мной. Мы будем все вместе искать других выживших, защищать и спасать их, по возможности.
Одобрительный гул мужской части пирующих, уже изрядно захмелевших, поставил точку на предложении Гастона.
– Ну что ж, не будем терять времени!.. А ты, Милена, будь на связи… Всегда будь на связи, хорошо? – уже потише сказал Гастон и посмотрел в глаза племяннице.
– Не знаю, дядя Гастон, смогу ли… У меня ведь своя миссия есть…
– Нет, Милена, никаких миссий! Ты нужна здесь! Ты нужна людям! А Люк – и не в таких переделках бывал… Он о себе и сам сможет позаботиться… Или твоя интуиция говорит что-то иное? – он улыбнулся и ласково погладил своими грубыми мозолистыми пальцами нежную щечку Милены.
– Моя интуиция говорит, что после моего с Корой колдовства, Люк уже никуда не денется и рано или поздно наши пути опять соединятся, как тогда, в 'Королевской Охоте'…
– Ну вот и чудно… А то людей у меня наперечет, а кроме тебя защитить женщин и детей будет некому… – он ласково потрепал по плечу Милену, – не жертвовать ведь мне второй раз ради женщин моим Рольфом? – усмехнулся он, и быстро отправился к своим солдатам отдавать необходимые приказания, а Милена, бросив красноречивый взгляд в сторону своего 'настоящего мужчины', начала подготовку к эвакуации беженцев…
…Когда отряд 'зеленых' уже был в седлах и Гастон занял место во главе конной колонны, к нему подъехал раскрасневшийся от гордости Асмунд. В серебристой кольчуге с серебристыми пластинами на груди, руках и ногах, таким же шлемом на голове, зеленом плаще, с мечом на поясе и луком за спиной – он и впрямь выглядел как настоящий рыцарь. Он жалел сейчас только об одном – что Милена его не видит!
– Я вижу, амуниция Готвальда тебе пришлась впору… – грустно улыбнулся Гастон. – Он был всего года на два постарше тебя… Надеюсь, ты проживешь дольше… Помни, сынок, самое главное правило в бою – не думать НИ О ЧЕМ, кроме боя, понимаешь?…
Ехали молча. По два всадника в ряд. Лучники шли пешком, чтобы не обременять лошадей, и заодно вели под уздцы запасных лошадей. Ехали по брошенному кукурузному полю, вдоль тракта – беженцы могли ходить только по тракту. Предварительно во все стороны света отправляли конных разведчиков из опытных воинов, новички-то и в седле чувствовали себя непривычно – за три года отвыкли уже, как никак, от верховой езды…
Всюду – картина унылого запустения… Брошенный урожай, брошенные дома, брошенное имущество,
