Власов, обиженный тем, что немец, так хорошо говоривший по-русски, молчал всю дорогу, с раздражением сказал:
— Я попросил бы некоторое время… Мне надо привести себя в порядок…
Капитан вежливо-бесстрастным тоном ответил:
— Мы сюда и прибыли именно за этим, господин генерал. Генерал-полковник Линдеманн ждет вас в четырнадцать часов…
Видно, в штабе Линдеманна все были вышколены на один образец — без надобности ни слова, все делали неторопливо, споро, без намека на суетливость.
Парикмахер в форме унтер-офицера, не спросив Власова, как причесать, быстро, ловко подстриг отросшие в лесу волосы. Власов с удовольствием отметил, что мастер угадал его любимую прическу — бобрик. Хороша была и бритва — мягкая, она почти не касалась кожи, не беспокоила. Власов тыльной стороной ладони провел по щеке и остался доволен.
В маленькой раздевалке перед душем лежало новое, но уже стиранное, хорошо выглаженное белье, носки, соединенные красно-золотой бумажкой — прямо со склада, большой кусок розового, приятно пахнущего мыла.
Моясь, Власов не вспоминал о том, что произошло рано утром в лесу: расстрел автоматчиков, смерть Зины — все ушло в прошлое и уже не тревожило.
Он с наслаждением ощущал теплую сильную струю, тер большой резиновой губкой толстую, крепкую шею. Чуть выше пупка обнаружил небольшой прыщик, сковырнул его и, безопасности ради, хорошенечко промыл покрасневшую кожу. Промелькнула мысль: «Хорошо бы смазать йодом, на худой конец протереть одеколоном… Ничего, обойдется».
Закутанный в широченную махровую простыню, он вышел в раздевалку и увидел на плечиках свой вычищенный, отутюженный мундир. Только сапоги не его, а немецкие, с прямыми, твердыми, очень блестящими голенищами. Но номер сапог был подобран точно.
Опять появился парикмахер — минут пять втирал в волосы жидкость из большого синего флакона, причесал, сделал массаж.
Потом Власов завтракал в большой светлой столовой (до появления немцев здесь был зал заседаний партийного комитета), с аппетитом съел два больших ломтя ветчины. Попробовал горчицу — тоже понравилась, кисло-сладкая, совсем не похожая на русскую. Выпил чашку черного кофе, хотя и не любил его, а уж потом заметил маленький молочник со сливками. Поинтересовался, что лежит на тарелке, покрытой салфеткой, — оказалось, два яйца и ложечка. Власов съел и яйца, старательно выскреб скорлупу и не рассчитал — скорлупа сломалась, и еще раз выпил кофе, уже со сливками.
Пора бы приниматься за дело, но дела никакого не было, оставалось только ждать, когда повезут к Линдеманну.
Власов подошел к окну и толкнул раму — она легко подалась.
«Может, выйти, — подумал Власов. — Посмотреть… Меня, видно, не караулят…»
Но, выглянув из окна, он увидел у наружных дверей автоматчика. И ему стало приятно, что он ошибся, — его все-таки караулили. «Я могу убежать…» И он сразу помрачнел: «Никуда я не убегу. Некуда. Все! Назад все пути отрезаны».
Он на секунду вспомнил Зину, услышал ее голос: «Андрей Андреевич, родненький…»
Вошел давешний капитан.
— Вы готовы, господин генерал? Можно ехать…
Генерал-полковник Линдеманн держал себя вполне корректно, даже любезно: вышел на середину кабинета, подал руку, жестом указал на большое кресло и, подождав, когда Власов устроится, сел по соседству в такое же кресло справа.
Власов видел свастику только на картинках да на немцах, взятых в плен под Москвой.
А тут рядом, совсем близко, на Власова уставились сразу три штуки — на нарукавной нашивке, на партийном значке и на кресте, висевшем на правом нагрудном кармане Линдеманна, чуть ниже партийного значка. Власов не испытал никакой неловкости от этой близости, принял как должное.
Линдеманн смотрел на Власова, а говорил для переводчика, чуть склонив в его сторону голову.
— Прежде всего, генерал, я хочу справиться о вашем самочувствии, — перевел капитан.
— Прошу вас, передайте господину генералу, что я чувствую себя хорошо, — сказал Власов.
— Передам… Но вы не просите меня об этом, господин Власов. Это само собой разумеется, — по- русски заметил капитан и заговорил по-немецки для Линдеманна.
— Я очень доволен услышать о вашем добром здоровье…
— Данке, — неожиданно для себя сказал Власов…
Линдеманн не то усмехнулся, не то улыбнулся и заговорил по-деловому:
— Все вопросы, связанные с вашим переходом на сторону Великой Германии, будут решаться в ставке фюрера, куда вы на днях будете отправлены. В мои обязанности входит принять вас и позаботиться, чтобы вам было хорошо.
— Данке, — перебил переводчика Власов и наклонил голову. — Данке…
Линдеманн посмотрел на сапоги Власова.
— После нашей беседы вас отвезут в отведенное для вас помещение. Все ваши желания прошу передавать капитану. У вас есть пожелания, которые бы вы хотели высказать сейчас?
— Благодарю, таких желаний у меня нет.
Линдеманн полистал бумажки, лежащие на столе.
— У меня есть к вам некоторые приватные вопросы, интересующие лично меня…
— Если смогу, буду рад на них ответить…
— Как здоровье Сталина? Когда вы видели его последний раз?
Последний раз Власов видел Сталина в мае 1941 года в Кремле, на выпуске слушателей военных академий, видел издалека, когда Сталин произносил речь. Власов сообразил, что рассказ об этом вряд ли устроит Линдеманна, и ответил только на первый вопрос.
— Насколько мне известно, Сталин здоров. Но я последние месяцы не имел возможности получать свежую информацию.
— Ваше мнение о Жукове?
— В каком плане? Как о человеке или как о военачальнике?
— Меня интересует все…
— Как военачальник — фигура непомерно раздутая. Обыкновенный полковник, правда, не без способностей. Как человек, говорят, малоприятный. Я с ним общался мало.
«Приватные» вопросы так и сыпались: о Шапошникове, Коневе, Мерецкове. Линдеманн внимательно слушал, не перебивая. Власов решил, что его характеристики нравятся собеседнику.
— Вы доставили мне много веселых минут, генерал, — неожиданно поднявшись, сказал Линдеманн. — Я был бы рад, если бы все, что вы сообщили мне, соответствовало действительности… К сожалению, ваши оценки не совпадают с тем, что мне уже известно…
Власов сдернул очки, начал усиленно протирать стекла: «Надо быть поосторожнее! Так и влипнуть недолго».
— Я, в частности, не могу согласиться с вами в оценке Жукова, Мерецкова… Я с интересом наблюдаю за действиями Жукова, конечно, в доступных мне возможностях. Было бы неправильно преуменьшать значение и роль этого талантливого военачальника… Это может показаться абсурдом, но я бы с удовольствием видел его на посту начальника нашего штаба сухопутных войск… — Линдеманн раздраженно добавил: — Во всяком случае, хотя бы за то, что он лучше нас знает русские условия…
Власов попытался вывернуться из неловкого положения:
— Я, к сожалению, с генералом Жуковым общался мало…
Линдеманн сухо отрезал:
— Я с генералом Жуковым совсем не общался…
Было видно: командующий группой армий «Север» потерял всякий интерес к Власову. Глядя на его сапоги, он протянул руку переводчику, тот подал папку.
— Мы хотим передать по радио… Желаете познакомиться с русским текстом?
