люди, а он тем, кто верит, хоть чем-нибудь кончину облегчает…
— Выходит, ты, Михаил Федорович, вроде бы за религию?
— Иди ты, Иван Павлович, к черту… Отец Харитон, бес знает его настоящее имя, деловитее нас оказался. Хоть что-то делает… А мы…
Всякие люди были в плену.
Как-то перед самым отбоем подошел незнакомый военнопленный, вежливо спросил:
— Разрешите обратиться, товарищ генерал.
— Кто вы?
— Я? Я Лепешкин, товарищ генерал. Старший лейтенант Лепешкин, Сергей Иванович.
— Слушаю вас, Сергей Иванович.
— Немцы наших на курсы набирают.
— Какие такие курсы?
— Говорят, «курсы остработников» — учителей, агрономов, некоторых в магистраты чиновниками служить.
— Ну и что?
— Записаться хочу… Подучусь, подкормят, и как только на родную землю попаду, айда к партизанам — фашистов бить.
— Я-то тут при чем?
— Желаю ваше мнение знать. Как вы — одобряете мое стремление или нет? И вообще, что вы скажете?
— Иди, Лепешкин, иди… Я спать хочу. Впрочем, подожди… Сколько ты до фронта весил?
— Семьдесят два кило.
— А сейчас?
— Не знаю… Давно не взвешивался…
— По-моему, ты на все восемьдесят потянешь сейчас… Хорошо питаешься, Лепешкин. Товарищи, что ли, подкармливают? Иди, иди…
Подошли сразу двое — Коломийцев и Снегирев. Один из Тулы, второй из Владимира.
— Михаил Федорович, немцы анкету роздали, приказывают заполнить, а в анкете вопрос: «Знаете горное дело? Инженер? Да или нет?»
— Не вздумайте правду писать. Ушлют черт знает куда, под землю, заставят работать, а потом к стенке…
Коломийцев и Снегирев не послушались, соблазнились обещанием «хорошо кормить». Больше их не видели…
Каждый день у гитлеровцев все новые и новые способы отыскивать среди военнопленных специалистов.
— Михаил Федорович, как быть?..
— Не поддаваться ни на какие уговоры… Ничем не помогать фашистам.
— Бить будут…
— Терпи…
— Убьют…
— Лучше смерть, чем помогать врагу.
— Вчера, Михаил Федорович, трех врачей — Ивана Сляднева, Константина Шилова и Петра Локтева за отказ работать на немцев расстреляли.
— Запомним их имена, товарищи! Запомним. Всех не перестреляют. Держитесь, товарищи! Держитесь!
И вдруг.
— Генерал-лейтенант Лукин?
— Я Лукин…
— С вами желает говорить генерал-лейтенант Власов…
— Здравствуйте, Михаил Федорович…
— Слушаю…
— А вы не особенно любезны…
— Слушаю…
— Я хочу создать армию, Михаил Федорович…
В ответ легкий смешок — чуть-чуть, еле слышный. Власов сделал вид — не заметил.
— Буду освобождать Россию, русский народ от коммунистов.
— Можно вопрос, Власов?
— Хоть сто…
— Пока один. Оружие у вас есть? Личное?
— Нет…
— Еще вопрос. Курите?
— Курю.
— Закурить не найдется?
— К сожалению…
— Вот видите, Власов, оружия у вас нет, курить и то нет, а вы: «Армию создаю!»
— Я с вами серьезно разговариваю, а вы…
— Разве с вами в вашем нынешнем положении можно серьезно разговаривать? Идите, Власов… Идите…
— Пожалеешь, Лукин… Скажи, на что ты надеешься?
— Как на что? Все на то же — на Советскую власть, на народ…
— Громкие слова, Лукин… Мы не на митинге…
— Для вас они громкие, для меня обыкновенные…
— Допустим, Россия победит. Трудно представить, но предположим. Сталин все равно тебе не простит, что ты в плену… Повесят тебя, Лукин..
— Ну, что ж. Умру с чистой совестью…
— На том свете все равно — чистая совесть или не чистая, одно ждет — тлен, мрак…
— Про потомков забыли, Власов…
— Это чепуха, Лукин… После нас хоть потоп…
— Слышали… Скучно с вами, Власов. Неинтересно… Идите, Власов, идите.
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ АНДРЕЯ МИХАИЛОВИЧА МАРТЫНОВА
Новую мою «биографию» мы сочинили с Алексеем Мальгиным. Она, на наш взгляд, была вполне подходящей для того, чтобы вызвать симпатию у власовцев.
«Родился» я в Макарьеве на Унже в семье лесоторговца Никандрова — такой существовал на самом деле. Я единственный сын, зовут меня Павел, по батюшке Михайлович. Мой родитель не вынес национализации и в 1918 году покончил с собой, а я ввиду безвыходного положения пошел служить большевикам, понятно, до поры до времени. Советскую власть я ненавижу — к этому много оснований, главное — лишен возможности стать, как мой отец, богатым человеком, владеть крупным делом. Кто я теперь? Мелкий советский служащий, даже семейной жизни не составил — не хотел плодить нищих. Последние годы перед войной жил в совхозе, работал счетоводом, перед самой мобилизацией мне грозила тюрьма за растрату… В общем, «жизнь поломатая», жизнь неудачника, а мечтал быть военным, всегда любил военное дело, много читал.
Название совхоза, его адрес были точные. В армию из него ушло всего шесть человек — трое из них были убиты, один, тяжелораненый, вернулся из госпиталя домой. Судьба двух была неопределенна — «пропали без вести». Кто-то из них, возможно оба, могли оказаться в плену — один из них был настоящий счетовод… Хотя шансов на встречу было немного, все же такую возможность надо было иметь в виду…
