В.М. Да, ее папа выгнал ее из Гаваны, где она училась в Гаванском университете.
М.В. Кто может выгнать из Гаваны?! Фидель Кастро?! Так, по порядку. Ее папа- испанец женился на ее маме-русской…
В.М. Не русской, а полупольке-полуукраинке.
М.В. Того чище. Замечательный молотовский коктейль. А каким образом она попала в Гавану — и почему ее папа из Гаваны выгнал?
В.М. А все испанцы были технарями, они не были гуманитариями. 99 процентов — это очень хорошие технари.
М.В. Он получал образование, очевидно, уже в Советском Союзе?
В.М. Естественно. Он учился в Энергетическом институте, МЭИ. Был блестящий инженер. Строил Братскую ГЭС и прочее. А позднее он был заместитель министра Кубы по энергетике, а его старший друг…
М.В. Кубы?! То есть Советский Союз его послал на работу на Кубу в качестве заместителя министра.
В.М. Ну, он там стал заместителем министра, а его старший друг, с которым он приехал, был министром. Там же не было министров кубинских, там только русские работали, ну, в смысле все налаживали, организовывали и руководили.
М.В. Советские испанцы поехали на Кубу министрами. А вы знаете, я ведь это впервые слышу — нам не докладывали!
В.М. Ну конечно, не докладывали. Правда, министерство у них называлось «департаментом», но это суть дела не меняет. И они там лет 7 просидели.
М.В. И он взял, естественно, семью с собой.
В.М. Естественно. Консуэло пошла там учиться в Гаванский университет, но дело в том, что они все время были на сафре. Сафра — это рубка.
М.В. Рубали тяжелыми мачете сахарный тростник.
В.М. Именно это у них и было. У нас сложилась традиция — в сентябре на картошку, летом в стройотряд, — а у них сафра шла бесконечно. Вот поэтому они совершенно не учились в основном.
М.В. Это как узбекские дети на хлопке!
В.М. Приблизительно. Они все время там веселились и рубили тростник. И папа понял, что толку не получится, и семью быстро оттуда отправил сюда. И она перевелась из Гаванского университета в МГУ.
Ее тоже отправили на картошку (или на морковку). Хотя она не должна была ехать — как испанка, проходила по Красному Кресту, всякие гуманитарные условия и льготы. И там она меня и подловила.
М.В. Она перевелась с филфака на филфак и с курса на тот же курс?
В.М. И на тот же второй курс, где я учился. Меня как раз выгнали, хотели выгнать… это другая история. Консуэло пришла на испанское отделение. Причем, говоря абсолютно свободно на испанском языке всю жизнь, — она ни разу не получила пятерки по испанскому!
М.В. А вот это мне знакомо по Ленинградскому филфаку. Когда приезжали девочки — дочки советских офицеров Группы Советских Войск из Германии, которые ходили там в немецкую школу и говорили на чистейшем, природном немецком. И на четверку сдавали вступительный экзамен, а через пять лет обучения говорили намного хуже и с запинками, потому что от них так требовали. Это мы проходили.
В.М. Совершенно то же самое.
М.В. Это очень романтичное начало любви: на втором курсе, на картошке в колхозе…
В.М. Да, и она подошла ко мне…
М.В. Слушайте, а ведь, наверное, на вас тогда было безумно много претенденток?
В.М. Хватало.
М.В. Роста 192, чемпион Союза по теннису в юношах.
В.М. Да я до нее два раза собирался жениться.
М.В. И про папу, знаменитого композитора и директора Большого театра, мы еще поговорим.
В.М. 92 кило сплошных мышц. Рост 192. Филологический факультет. Вы понимаете. А вокруг одни девочки.
М.В. Общее ощущение такое, что белокурую бестию закинули по приказу фюрера на племя.
В.М. Абсолютно! Абсолютно! Да. И вот я привел ее к своим родителям. Она очень понравилась родителям. Ну, во-первых, на папу произвело большое впечатление, что ее зовут Консуэло. Так же, как и на меня. Во-вторых, она была очень, очень хороша собой. Ну, какой-то флер испанский!.. И вот мы так поженились детьми в 18 лет.
М.В. Здорово. Сколько лет уже вашему браку?
В.М. Если мы в 69-м поженились, то нынче будет 43, если дотянем.
М.В. Я был бы счастлив приглашению выпить на вашу золотую свадьбу.
В.М. На золотую?..
М.В. Собственно, вы будете вполне молодыми золотоженами.
В.М. Если мы с вами сможем выпить, если мы потянем.
М.В. Я и сказал — буду счастлив быть приглашенным, что означает: если я тоже доживу, и если мы все сможем выпить. Так а за что вас хотели выгнать из университета заместо свадьбы? Вы что кому сделали?
В.М. Я сначала поступил на испанское отделение, потому что мне было абсолютно все равно. Я хотел быть актером. Но родители все это поломали. И моя старшая сестра привела меня на университетский филфак и сказала: выбирай! Ну, я наугад провел пальцем по стене, по списку, и попал в испанский язык. Зачем — непонятно. Я туда поступил очень легко.
Дальше я продолжал играть в теннис и получать свою стипендию в размере 140 рублей, что было гораздо больше, чем когда я закончил институт и пришел на работу. Плюс мне еще платили 90 рублей в месяц на питание.
М.В. 230 рублей для пацана — сумасшедшие деньги!..
В.М. Да. И плюс еще ежедневно мне выдавали шоколадку «Аленка».
Я поступил — и поехал играть в свой теннис. А когда вернулся, все в группе уже говорили на испанском. А я по-прежнему играл в теннис. И мне сказали: вы уж как-нибудь займитесь или обучением своим — или играйте в теннис. Я бросил играть в теннис и перевелся на голландское отделение, которое тогда открывалось. У меня всегда все происходит по случаю.
М.В. Мне наш разговор начинает напоминать по сюжету нечто вроде: «Шесть параллельных биографий Владимира Молчанова». А как вообще вы начали играть в теннис?
В.М. Ну, в теннис меня просто привела моя сестра. Она была знаменитейшая. Анна Дмитриева. Она первая вывела советский спорт на мировой уровень в этом виде. Она на 10 лет меня старше, я ее до сих пор побаиваюсь.
М.В. «Совсем молоденьким парнишкой впервые переступил он черту корта». И сколько вам было лет, когда она привела вас за руку?
В.М. Думаю, я только родился. Я знаю, что в семь дней, то есть когда мне исполнилось семь дней от роду, мама принесла меня в Театр Советской Армии, где она играла. С тех пор я рос на сцене в Театре Советской Армии. А сестра играла в теннис, и меня возили туда в коляске. Ну, я совершенно не помню, когда начал выходить на теннисный корт.
М.В. Прошло так много лет, что даже фамилии Лейуса и Метревели помнят только старики.
В.М. Ну, ее помнят лучше, потому что она очень долгое время была знаменитым
