ли?
— Почему не было? Были. Вначале не так уж и много, но к семи уже порядочно народа было.
— И как они на вас реагировали?
— Смотрели во все глаза. Представь себе — человек только что проснулся, оделся, вышел на работу и тут на тебе — навстречу грохочет сапогами рота в полном вооружении. Только головами и успевали крутить, а одна баба даже рот открыла от удивления.
— Они, наверное, подумали, что в стране военный переворот, — улыбнулся Игорь.
— Наверное. А ты что бы подумал, увидев столько солдат?
— Не знаю. А чего им удивляться — не первый ведь раз это видят, раз возле части живут.
— Как сказать. Разве часто мы на марш-броски бегаем? Пока первый раз. Так что не очень-то они и часто такое зрелище видят.
— А кто-нибудь из офицеров был или только с сержантами бегали?
— Атосевич был. Тоже бегает, как лось. Едва за ним успевали. Но он хитрый — вначале пробежал с нами, а потом сидел и ждал на остановке. А чтобы каких-нибудь задержек не приключилось, он дал определенное время на возвращение и предупредил, что спросит со Щарапы лично. Сам понимаешь — Щарапа, естественно, старался. А потом Атосевич к нам на обратном пути присоединился и уже бежал до самого конца.
В кубрик неожиданно вбежал Гутиковский и радостно объявил:
— Знаете, что мы сегодня делать будем?
— В кино пойдем, да? — с надежной спросил Резняк.
— Нет. Мы будем работать…
— Так что же ты, придурок, радуешься? — разозлился Резняк.
— А ты не перебивай, а послушай спокойно. Тогда тебе все станет ясно, — невозмутимо парировал Гутиковский.
— Ладно, Гутиковский, не тяни кота за хвост! — выразил общее нетерпение Каменев.
— Я сейчас видел знакомого из первой роты. Они вчера в Колодищи ездили работать. Носили доски, подметали. Но работа в принципе не тяжелая и их покормили прямо на месте. И ехали они через весь город! Разве это плохо?
— Кто его знает — может и хорошо. Только какое отношение все это имеет к нашей роте и, тем более, взводу? — подключился к разговору Доброхотов.
— Самое что ни на есть прямое. Он мне сказал, что его командир роты разговаривал с нашим Денисовым о том, что батальон будет ездить в Колодищи три дня, причем каждая рота по очереди. А раз вчера ездила первая рота, то сегодня поедем мы! — торжествующе завершил Гутиковский.
К удивлению курсанта его сообщение не вызвало большого энтузиазма у его сослуживцев, потому что было еще неизвестно, какая работа могла ожидать их в никому не знакомых Колодищах. То, что вчера работа была легкая, вовсе не могло быть гарантией, что она будет такой и сегодня.
Все вышло так, как и предполагал Гутиковский. Сразу после завтрака Денисов построил роту и объявил:
— Сегодня одному из взводов придется поработать в Колодищах.
Строй застыл в напряженном ожидании — даже командиры взводов еще не знали, кого выберет ротный. Денисов выбрал второй взвод. Выбранный взвод отправился в казарму готовиться к работам, а остальная рота ушла в учебный центр.
«Подготовка» заключалась в том, что Стопов и Федоренко получили несколько лопат на длинных ручках у Черногурова и принесли их во взвод.
В десять ноль ноль взвод сел в кузов грузовика, и автомобиль помчался по направлению к Колодищам. Машина ехала с таким грохотом, что по звуку напоминала скорее реактивный самолет, чем автомобиль. «И чего это все военные машины так надрывно гудят? Такое впечатление, будто им тяжело ехать. Может быть, и так… Мотор все же зверский, наверное», — подумал Тищенко, прислушиваясь к шуму двигателя.
— Смотри — сейчас будем проезжать через мою улицу, — шепнул Игорю на ухо Лупьяненко.
Шепотом он говорил потому, что рядом сидел Гришневич с довольно кислой рожей. По всей видимости, на сегодняшний день у сержанта были несколько иные планы. И в самом деле, вчера из отпуска в бригаду приехал земляк Гришневича и пригласил его к себе в гости. Сержант был не прочь попробовать домашнего копченого мяса и после завтрака собирался принять приглашение, оставив вместо себя в учебном центре Шороха. А теперь приходилось неизвестно куда ехать и неизвестно, сколько там пробыть. «Чтоб он сдох со своим приказом! Ну, Денисов, ну удружил! Пока приедем назад, разные халявщики уже все пожрут. А может, он и самогон привез? Тоже хотелось бы немного выпить, но теперь надежды на это маловато», — огорченно думал сержант, ежеминутно оглядывающийся на курсантов в поисках предлога для вымещения на них своего плохого настроения. Курсанты это чувствовали и под колючими взглядами сержанта почти растворились в сумраке машины. Никто громко не разговаривал, но и шепотом старались не злоупотреблять. Шорох же о планах Гришневича еще не знал и был в довольно сносном настроении. Он даже напевал себе под нос какую-то веселую песенку. Наконец Гришневичу и самому надоело хмуриться, и он заинтересованно спросил:
— Ну, чего замолчали? Значит так — всем минчанам по очереди проводить для меня экскурсию. Вначале о городе будет рассказывать Доброхотов. Доброхотов!
— Я.
— Давай, расскажи нам что-нибудь.
— А что вам рассказать, товарищ сержант?
— Рассказывай все, что знаешь, а то что-то стало скучно ехать.
Доброхотов начал неуверенно оглядываться по сторонам, рассказывая о мелькавших за бортом грузовика домах и улицах. Со временем он освоился со своей ролью и стал рассказывать не хуже заправского экскурсовода.
— Ну, ты даешь, Доброхотов! Точна каментатар! — восхищенно заметил Шорох.
Доброхотов скромно улыбнулся в ответ.
— Да — рассказываешь неплохо. Но вот сейчас приедем и посмотрим, как ты будешь работать. Если так же, как и рассказываешь — в ближайшее воскресенье пойдешь в увольнение, — сказал Гришневич Доброхотову, причем таким тоном, что было трудно понять — одобряет он курсанта или же, наоборот, ворчит.
В Колодищи приехали через час. В часть попали через ворота. На территории не было видно ни одной казармы. Везде сплошной стеной белого кирпича стояли многочисленные склады и гаражи. Солдат тоже почти нигде не было видно. «Наверное, тут одни склады, раз нигде солдат не видно», — решил Тищенко. Не успели еще курсанты соскочить с машины, как неизвестно откуда появился невысокий, плотный прапорщик. Решительно подойдя к курсантам, он спросил:
— Кто у вас тут старший?
— Я, сержант Гришневич, — вышел вперед замкомвзвода.
Из кабины выскочил Мищенко, и прапорщик отвел его в сторону. Когда они вернулись, Мищенко объявил, что взвод поступает в распоряжение прапорщика, а сам отправился куда-то за ближайший склад.
— Значит так, сержант — слушай боевую задачу. Сейчас ты и твои люди идете со мной, надо перенести доски в склад, — отчеканил прапорщик и, не дожидаясь ответа, самоуверенно развернулся и пошел к тому же складу, за которым исчез Мищенко.
Гришневичу больше ничего не оставалось, как пойти за ним. Обогнув склад, курсанты увидели огромную кучу досок, в живописном беспорядке наваленных на траву.
— Вот эти доски и будем носить. По одному человеку на доску и вперед. Я сейчас покажу, куда их складывать, — объявил прапорщик.
Носить доски было неудобно, потому что складывать их нужно было в самом конце склада, а попасть в этот самый конец можно было лишь искусно лавируя между монбланами и джомолунгмами из ящиков, каких-то железных деталей и тому подобной ерунды, до отказа набитой в склад. При этом в узких проходах вещевого лабиринта зачастую встречались те, кто нес доски и те, кто уже возвращался назад. Доски были
