Несколько дальше со мною пройтись, то, конечно, Ваша компания мне оказала б огромную милость. Очень вы милые спутники, оба — честнейшие лица, Все о вас говорят лишь хорошее — мне это лестно. Оба духовного званья вы, благочестивцы, — живете Точно как я, когда схимником был: утоляете голод Зеленью только, питаетесь листьями, травкой, — не нужно Вам ни хлеба, ни мяса, ни прочих там деликатесов». Так этих двух простачков обольстил он своей похвалою. Оба к жилищу его подошли — и предстал перед ними Замок его, Малепартус, и лис обратился к барану: «Можете, Бэллин, и здесь оставаться и сколько угодно Лакомьтесь травкой и зеленью. В наших горах — изобилье Всякой растительной пищи, очень полезной и вкусной. Лямпе возьму я с собой, — накажите ему, чтоб утешил Он жену мою: очень горюет и так, а услышит, Что отправляюсь я в Рим богомольцем, отчаяться может». Рейнеке сладких речей не жалел, — обманул их обоих. Лямпе он в замок провел, где застал Эрмелину лежащей Подле детей, удрученной печалью и тяжкой тревогой, Ибо не верилось ей, чтобы Рейнеке мог возвратиться Снова домой. Но, с посохом видя его и с котомкой, Очень она удивилась: «Рейнгарт, мой милый, скажите, Что с вами, бедненький, было? Много ль пришлось настрадаться?» Он ей ответил: «Я осужден был, задержан и связан, Но государь проявил милосердье, — вернул мне свободу. На богомолье теперь ухожу. Как заложники взяты Изегрим с Брауном в цепи. Для искупленья обиды Отдал мне зайца король, — мол, делай ты с ним, что угодно. Так под конец государь мне сказал совершенно резонно: «Оклеветал тебя Лямпе — и, стало быть, кары суровой Он заслужил и как следует пусть мне заплатит». В ужасе выслушал Лямпе страшную выдумку лиса, Сразу опешил, пытался спастись — и ударился в бегство. Рейнеке выход отрезал ему — и за горло, разбойник, Зайца, беднягу, схватил, который с пронзительным визгом Бэллина звал: «Погибаю! На помощь! Скорее! Паломник Режет меня!» Но кричал он недолго: Рейнеке живо Горло ему перегрыз. Тем кончилось гостеприимство. «Ну-ка, — сказал он, — съедим его, зайчик упитанный, вкусный. Право, впервые на что-нибудь годным и он оказался. Жалкий, никчемный трусишка! Что я предсказывал дурню,— То и случилось. Ну, ябедник, жалуйся сколько угодно!» Рейнеке вместе с женой и детьми не зевали, — содрали Шкурку с убитого зайца и съели его с наслажденьем. Очень лисе он по вкусу пришелся. Она все твердила: «Ах, королю с королевой спасибо! Имеем сегодня Чудный обед мы, по милости их, дай господь им здоровья!» «Кушайте, — Рейнеке им говорит, — на этот раз хватит,— Все наедимся. В дальнейшем, надеюсь, и больше добуду: Каждый из них неизбежно сполна мне заплатит по счету, Каждый, кто Рейнеке пакостил или напакостить думал». Тут Эрмелина сказала: «Спросить я, однако, осмелюсь, Как это вы на свободе остались?» А лис отвечает: «Суток мне было бы мало, чтоб рассказать вам, как ловко Мне удалось провести короля и надуть королеву. Впрочем, я лгать вам не буду, — дружба моя с государем Слишком тонка, а что тонко — то очень скоро и рвется. Стоит узнать ему правду — гнев его будет ужасен, И попадись я тогда ему вновь — никакие богатства Мне не помогут уже. Меня он не выпустит больше. Тут уж пощады не будет, — за это могу поручиться: Петля мне обеспечена, — нужно скорее спасаться. В Швабию надо бежать нам! Там нас не знают. Мы быстро К местным условиям приноровимся. О, боже мой, сколько Снеди там лакомой будет, всяких роскошеств — по горло: Куры, гуси, индюшки, зайцы, кролики, сахар, Финики, фиги, изюм, всевозможные птицы и пташки. Хлеб выпекается в этой стране лишь на масле и яйцах. Воды чисты и прозрачны, воздух — приятен и ясен. Рыбы там — хоть завались: галлина, и пуллус, и галлус, Есть еще анас какая-то, — разве их всех перечислишь? Это вот рыбы как раз для меня! Не придется за ними Слишком глубоко нырять. Я, отшельником будучи, тоже Ими питался нередко. Ну, женушка, если хотите Жить наконец беззаботно, со мною туда собирайтесь. Надо понять вам одно: король и на этот раз также Дал мне уйти потому, что налгал я с три короба сказок; Клад короля Эммериха несметный ему уступил я. Местность я им описал — Крекельборн. Придут в это место Клад извлекать — ничего не найдут они там, к сожаленью,— Даром лишь землю разроют. Когда же король убедится, Как одурачен он был, то взбесится, верно, от гнева. Что я насочинял, чтобы как-нибудь мне отвертеться, Сами представьте себе: ведь петля была уж на горле! В жизни я в большей беде не бывал и так страшно не трусил. Нет, не хотел бы я снова в такую попасть переделку! Прямо скажу: пусть будет, что будет, никто меня больше Не убедит при дворе появиться и королевской Власти предаться. Нужна была тут величайшая сметка, Чтобы из пасти монаршей все-таки вырвать свой палец…»
