одежду и говорить нечего. Даже жадное «зверье» не теребило ее вчера с таким усердием, пускай вертухаи делали это не в пример аккуратнее и не вырывали шмотье друг у друга из рук.
Я также подвергся тщательному осмотру и не возражал, когда тюремщик, который исполнял заодно обязанности медбрата, наложил мне два шва на рассеченную бровь. Вчера гладиаторы выделили мне из своей аптечки метр бинта, которым я промокал кровь до тех пор, пока она не остановилась. Разойтись края раны сами не могли – эта половина лица у меня так распухла, что на ней не двигался ни один мускул. И швы в принципе не потребовались бы, если б во время обыска вдруг не возобновилось кровотечение.
Впрочем, вертухаи были не виноваты в том, что оно возобновилось. Это ведь я сам разбередил рану, когда засовывал в нее линзу. Дело это было чертовски болезненное, но важное, и я все стерпел. Гладкая, плоская и округлая стекляшка проникла довольно далеко за надбровную кожу и осталась там, будто в кармане. А опухоль не позволяла ни разглядеть, ни нащупать под ней инородный предмет. Уняв кровь до прихода охраны, я выбросил остатки грязного бинта в канализацию. Но стоило лишь тюремщикам поднять меня с нар и приступить к обыску, как едва затянувшееся рассечение вновь стало кровоточить. На что кормивший меня слабительным медбрат не мог глядеть равнодушно и на скорую руку заштопал мне бровь.
Удостоверившись, что я чист, вертухаи огрели меня напоследок для профилактики дубинкой и оставили в покое. На первое время проблема была решена, но долго хранить под кожей кусок стекла нельзя, особенно учитывая, в какой грязи он успел побывать. И я решил сегодня же раскрыть этот секрет своим покровителям. И не только раскрыть, но и передать им линзу на хранение, поскольку их обыскивали не так сурово и унизительно.
Северяне – народ чрезвычайно гордый. Но в неволе это чувство притупляется у них до разумных пределов и уже не вызывает у меня раздражения. На свободе за просьбу подержать у себя побывавший в чьей-то заднице предмет тот же Убби вмиг прибил бы такого наглеца. В тюрьме Тунгахоп со товарищи не только на меня за это не обиделись, но еще и похвалили за находчивость и предусмотрительность.
Конечно, я не стал рисковать и сначала с оглядкой, полунамеками признался в том, что за штуковину держу у себя про запас. Гладиаторы не планировали побег, но они, как многоопытные воины, готовились ко всему. И пожелали, чтобы линза хранилась под рукой не только у меня, но и у них. И лишь когда домар задал вопрос, каким образом мне повезло обмануть охрану, я, потупив очи, раскрыл покровителям всю неприглядную правду. После чего, к своему облегчению, выяснил, что поступил совершенно правильно. Пленному северянину, так же, как пленному кабальеро, не возбранялось пользоваться любым оружием, в том числе и оскверненным.
Я попросил у гладиаторов еще немного бинта и, делая вид, что утираю кровь, протолкал линзу под кожей к ране. Чтобы извлечь секрет, один из швов пришлось разорвать, но я был почти уверен, что медбрат-вертухай не придет проверять мое самочувствие. Испив молока, я передал вместе с миской Улуфу уже дважды добытую мной из собственного тела стекляшку. Именно Улуф вызвался позаботиться о ней, а каким образом, меня уже не касалось. Но я смел надеяться, что, в случае чего, линзу возвратят мне по первому требованию. Краснокожие парни умели держать слово, хотя в отношении чужаков, вроде меня, это северное правило было не особо строгим…
Миновала неделя, в течение которой я ознакомил покровителей со всеми подробностями своих недавних приключений. Больше они из-за меня тренировок не пропускали, но это было мне только на руку. Пока они готовились к очередной битве, я выкраивал три-четыре часа на то, чтобы наблюдать за другими заключенными и слушать, о чем они говорят. Проку от этого занятия в отрезанном от мира Ведре было мало. Но я не терял надежды отсюда слинять, а значит, был обязан находиться в курсе здешних событий.
За неделю стало также окончательно понятно, что, в отличие от бесследно сгинувшего Дарио, моя персона Владычицу не интересует. Вешать меня вроде бы не собирались, а иначе зачем, спрашивается, оттягивать этот момент? Оставалось одно объяснение: со временем я буду сослан в рабство, а в Ведро меня определили в качестве назидания. Чтобы строптивый раб заранее хорошенько прочувствовал, что его ждет в случае побега, и не создавал в будущем проблем своим надсмотрщикам.
При всей своей жестокости и вероломстве Владычица Льдов была не лишена мудрости и прозорливости. Все верно: без подобной профилактики я – свободолюбивый перевозчик, – явно не стану покладистым рабом и задам деру при первой же возможности.
Дабы гладиаторы могли помериться силами в беге, им позволяли тренироваться на воздухе. Не во дворе, потому что их вопли и потасовки будоражили бы тюремный люд, а на крыше Ведра. Трижды в неделю северяне поднимались туда и носились кругами по обнесенной решетчатой оградой вершине кольцеобразного здания. Дежурившая на сторожевых вышках и стрелковых площадках охрана не спускала с бегунов глаз, но им и так некуда было оттуда деваться. Рискни они сигануть с крыши, все равно не долетели бы до воды и разбились об окаймляющие утес прибрежные скалы.
Прежде чем головорезы оказывались наверху, их проводили по пятому ярусу, мимо карцера и одиночных камер важных узников. Это обстоятельство позволило мне не только убедиться, что команданте жив и находится здесь. Заодно северяне получили доказательство, что самая невероятная часть моей истории, в которой говорится о наших совместных приключениях с доном Балтазаром – сущая правда. А иначе, как бы я, рядовой арестант, вообще проведал о том, что за крупную шишку тайно привезли в темницу в один день со мной.
Никому из собратьев Тунгахопа не доводилось прежде видеть сеньора Риего-и-Ордаса воочию, да еще без доспехов и шпаги. Если бы я не рассказал о нем, северяне и дальше ходили бы мимо камеры дона, не подозревая, кто он такой на самом деле. Но теперь, взглянув на него через решетчатую дверь, даже мнительный домар не усомнился в моей правоте. Как говорится, вояка вояку учует издалека. И гладиаторам хватило считаных секунд, чтобы опознать с моей подсказки в благородном узнике одного из самых грозных южан.
Хотелось задать дону Балтазару уйму вопросов, но я не осмелился втягивать гладиаторов во все это. Да у них ничего бы и не вышло – охрана зорко следила за ними на всем пути от двора до крыши и не позволила бы задержаться у камеры команданте даже на мгновение. К тому же кто я такой, чтобы ради меня северяне нарушали тюремную дисциплину? Выслушав их признание в том, что опальный сеньор действительно томится на пятом ярусе, я лишь кивнул и заметил вслух, что будь я тоже гладиатором, то наверняка нашел бы способ пообщаться с доном Риего-и-Ордасом.
Брошено это было мимоходом, без какой-либо задней мысли. Но северяне после таких моих слов странно оживились, хотя я вроде бы не сказал ничего заслуживающего внимания.
– Ты на самом деле хочешь стать гладиатором? – осведомился Тунгахоп, многозначительно прищурившись.
– Ну э-э-э… – Я замешкался, пытаясь уразуметь, к чему он клонит. Потом глянул на разложенную гладиаторами пищу, вспомнил свой сегодняшний скудный завтрак и ответил: – Возможно, не отказался бы, да только кто выпустит меня на арену? Я – обычный работяга, а не воин, и не владею толком ни мечом, ни копьем. Если бы не Убби Сандаварг и его иностальные братья, вряд ли я вообще дожил бы до сегодняшнего дня.
– Но ведь ты перевозчик, верно? И очень хороший перевозчик, раз тебя не гнушались нанимать даже табуиты, так? – вновь вопросил Тунгахоп.
– Ваша правда, домар, не стану отрицать. – Возразить на это мне было нечего. Особенно после всего того, о чем я в минувшие дни в красках рассказывал северянам. – Я раскатываю по Атлантике больше тридцати лет, и двадцать из них – в качестве шкипера. Водить бронекаты и перевозить грузы – единственное, что я умею в жизни.
– Вот и славно! – разулыбался седобородый. – Другого нам от тебя и не надо. Согласишься быть гладиатором, получишь машину и будешь ездить на ней по арене Кровавого кратера. Можешь даже не брать в руки оружие. Просто позаботься о том, чтобы «Недотрога» ездила и крутилась как надо, а пускать врагу кровь предоставь нам.
– Какая такая «Недотрога»? – насторожился я. В душу стали закрадываться дурные предчувствия, но почтение к покровителям и банальное любопытство не позволяли уклониться от этой беседы.
– Есть в Кровавом кратере бронекат, на котором мы изредка выезжали на арену, когда это нужно, –
