и между нами снова тайны нет. Ты –?Тьма, но все само в Тебе лучится, как иногда в цветном томящем сне. Я не могу от ярких форм забыться, и пустоту Ты позволяешь мне. Привычками народов, и деньгами, и преступленьями, и смехом, и тоской Ты пьян –?Ты бредишь пьяными словами. Отяжелен, пресыщен я Тобой.
171
Я был в саду и слушал я паденье отяжелевших на ветвях плодов и в шуме их услышал приближенье внутри ли –?сердца, извне ли –?шагов. Плоть непрозрачная любимая земная надвинулась на зеркало зари. Высоких туч окрашенная стая перелетела молча пустыри. И встала тьма от юга до зенита. Тьма повалила бережно меня. Мне было видно, как была покрыта она загаром, черным от огня.
172
Как мало надо нам с тобою, Ева! Без гнева жить и трепетать потом, когда наш дом от крыши до порога наполнит бога маленького крик – его язык, еще невнятный людям, и позабудем для него мы свой – земной язык, отчаяньем сожженный и искушенный внутренним огнем. Дом –?этих стен молчащий мудро камень и пламень, в нем трепещущий крылом; дом, полный светом, тьмою и дыханьем, каким желаньем, мукой и тоской – такой земной, доступный грубым людям, в котором будем мужем и женой,– передо мной встает и манит дом. Минут земных задумчивое тленье, живое пенье маленькой плиты и ты – твое тепло и каждая минута с тобой... Вот вечер, и свеча задута, и мы покрыты обнаженной тьмой...
173
Из камня люди выстроили дом, на камне люди высекли законы. Недаром мир с тревогой слышит стоны живого праха, тлеющего в нем. Как счастлив был мой предок отдаленный, что с Евою, женой перворожденной, гулял по райским солнечным садам. Я падаю бесплодный, обреченный – последний в мире каменном Адам.
