Этот эпизод, который, повторим, Лермонтов затеял и шлифовал целый год,
в романе занимает всего несколько страниц. Такая тщательность в отделке
литературного шедевра наверняка единственна в своем роде.
Есть там и злополучное анонимное письмо. В интерпретации Печорина оно
звучит так:
«Милостивая государыня!
Вы меня не знаете, я вас знаю: мы встречаемся часто, история вашей жизни
так же мне знакома, как моя записная книжка, а вы моего имени никогда не
слыхали... Мне известно, что Печорин вам нравится, что вы всячески думаете
снова возжечь в нем чувства, которые ему никогда не снились, он с вами пошутил
— он недостоин вас: он любит другую, все ваши старания послужат только вашей
гибели, свет и так показывает на вас пальцами, скоро он совсем от вас
отворотится...»
За то, что это письмо без изменений вставлено сюда из того житейского
романа, который мы сейчас наблюдаем, говорят несколько собственноручных
строчек из того же интимного письма, которое мы уже цитировали. Лермонотов
— Верещагиной:
«Но вот веселая сторона истории. Когда я осознал, что в глазах света надо
порвать с нею, а с глазу на глаз все-таки оставаться преданным, я быстро нашел
любезное средство — я написал анонимное письмо: «Mademoiselle, я человек,
знающий вас, но вам неизвестный... и т. д.; я вас предваряю, берегись этого
молодого человека; М. Л-ов вас погубит и т. д. Вот доказательство... (разный
вздор)» и т. д. Письмо на четырех страницах...»
Как видим, цинизма во всей это истории Лермонтов даже и не
предполагает, не видит ни малейшего намека на него. Тут для него просто ряд
веселых эпизодов. Отчего это? Может ли великий человек страдать особого рода
нравственным дальтонизмом? Житейское поведение великого Михаила
Лермонтова дает нам достаточно поводов задать этот вопрос.
Вот еще эпизод, относящийся ко времени печального романа с Екатериной
Сушковой.
Была тогда такая мода. Неравнодушие свое можно было выражать в те
времена разными трогательными способами. Она связала к его именинам кошелек.
Узнала его любимые цвета и сделала его из голубого и белого шелка. Отправила к
нему тайно, но тайна эта была опять же шита белыми нитками. В тот же день
Лермонтов играл с некоторыми дамами в карты и за неимением разменной монеты
поставил на кон этот самый кошелек. Проиграл его без всякого сожаления.
Это, конечно же, издевательство.
Оказывается, всей этой фантастически нелепой истории есть объяснение.
Когда-то, будучи еще вполне ребенком, Лермонтов испытал к ней острое чувство
влюбленности. А та просто не заметила этого. Ей было двадцать, ему —
шестнадцать. Тогда мальчик Миша был косолап, с вечно красными глазами, со
вздернутым носом и тогда уже был жестоко язвителен. Злопамятность его
поразительна.
«Вы видите, — с жестоким задором объясняет он, — что я мщу за слезы,
которые пять лет тому назад заставляло меня проливать кокетство m-lle
Сушковой. О, наши счеты еще не кончены! Она заставила страдать сердце
ребенка, а я только мучаю самолюбие старой кокетки».
Эта месть его вышла громадной. Неожиданно, может быть, даже для
самого мстителя. Какое-то и впрямь странное упорство и необъяснимый расчет
