Автограф этой поэмы поэт приготовил и привёз с собой в Петербург в
начале 1841 года для доставления удовольствия бабушке Елизавете Алексеевне
Арсеньевой, прочитать «Демона» лично, за что она и сделала предупредительному
внуку хороший денежный подарок.
Последнее наше свидание мне очень памятно. Это было в 1841 году: он
уезжал на Кавказ и приехал ко мне проститься. «Однако ж, — сказал он мне, — я
чувствую, что во мне действительно есть талант. Я думаю серьёзно посвятить себя
литературе. Вернусь с Кавказа, выйду в отставку, и тогда вместе давай издавать
журнал». Он уехал в ночь. Вскоре он был убит.
А каковы новые стихи Лермонтова? Он решительно идёт в гору и высоко
взойдет, если пуля дикого черкеса не остановит его пути.
После чаю Жуковский отправился к Карамзиным на проводы Лермонтова,
который снова едет на Кавказ по миновении срока своего отпуска.
Лермонтову очень не хотелось ехать, у него были всякого рода дурные
предчувствия. Наконец, около конца апреля или начала мая мы собрались на
прощальный ужин, чтобы пожелать ему доброго пути. Я одна из последних
пожала ему руку. Мы ужинали втроём, за маленьким столом, он и ещё другой
друг, который тоже погиб насильственной смертью в последнюю войну. Во время
всего ужина и на прощанье Лермонтов только и говорил об ожидавшей его скорой
смерти. Я заставляла его молчать и стала смеяться над его казавшимися пустыми
предчувствиями, но они поневоле на меня влияли и сжимали сердце.
За несколько дней перед этим Лермонтов с кем-то из товарищей посетил
известную тогда в Петербурге ворожею, жившую у «пяти углов» и предсказавшую
смерть Пушкина от «белого человека», звали ее Александра Филипповна, почему
она и носила прозвище «Александра Македонского», после чьей-то неудачной
остроты, сопоставившей её с Александром, сыном Филиппа Македонского.
Лермонтов, выслушав, что гадальщица сказала его товарищу, со своей стороны
спросил: будет ли он выпущен в отставку и останется ли в Петербурге? В ответ он
услышал, что в Петербурге ему вообще больше не бывать, не бывать и отставки от
службы, а что ожидает его другая отставка, «после коей уж ни о чём просить не
станешь». Лермонтов очень этому смеялся, тем более что вечером того же дня
получил отсрочку отпуска и опять возмечтал о вероятии отставки. «Уж если дают
отсрочку за отсрочкой, то и совсем выпустят», — говорил он. Но когда
неожиданно пришёл приказ поэту ехать, он был сильно поражён. Припомнилось
ему предсказание. Грустное настроение стало ещё заметнее, когда после
прощального ужина Лермонтов уронил кольцо, взятое у Соф. Ник. Карамзиной, и,
несмотря на поиски всего общества, из которого многие слышали, как оно
катилось по паркету, его найти не удалось.
Наступил канун отъезда Лермонтова на Кавказ. Верный дорогой
