(1832г.) жил и воспитывался в ее доме. Она так любила внука, что к ней можно
применить выражение: «не могла им надышаться», и имела горесть пережить его.
Она взяла Лермонтова еще в колыбели, дала ему отличное воспитание,
накопила ему прекрасное состояние, для него одного жила и долго противилась
нелепому его желанию ехать на Кавказ учиться военному ремеслу на самом деле.
Наконец должна была согласиться на желание внука своего.
АН СССР, 1948. Т. 45—46. С. 709
По рассказам знавших её в преклонных годах, Елизавета Алексеевна была
среднего роста, стройна, со строгими, решительными, но весьма симпатичными
чертами лица. Важная осанка, спокойная, умная, неторопливая речь подчиняли ей
общество и лиц, которым приходилось с нею сталкиваться. Она держалась прямо
и ходила, слегка опираясь на трость, всем говорила «ты» и никогда никому не
стеснялась высказать, что считала справедливым. Прямой, решительный характер
её в более молодые годы носил на себе печать повелительности и, может быть,
отчасти деспотизма, что видно из отношений её к мужу дочери, к отцу нашего
поэта. С годами, под бременем утрат и испытаний, эти черты сгладились, —
мягкость и теплота чувств осилили их, — хотя строгий и повелительный вид
бабушки молодого Михаила Юрьевича доставил ей имя Марфы Посадницы среди
молодёжи, товарищей его по юнкерской школе. В обширном круге её родства и
свойства именовали её просто «бабушка».
Е.А. Арсеньева была женщина деспотичного, непреклонного характера,
привыкшая повелевать; она отличалась замечательной красотой, происходила из
старинного дворянского рода и представляла из себя типичную личность
помещицы старого закала, любившей при том высказать всякому в лицо правду,
хотя бы самую горькую.
Русская старина. 1896. Т. 86. С. 646
Замечательно то обстоятельство, что ни дед, ни отец поэта, ни его мать
деспотами над крестьянами не были, как большинство помещиков того времени.
Хотя Елизавета Алексеевна и была сурова и строга на вид, но самым высшим у
нее наказанием было для мужчин обритие половины головы бритвой, а для
женщины обрезание косы ножницами, что практиковалось не особенно часто, а к
розгам она прибегала лишь в самых исключительных случаях... Но зато все ее
ближайшие родственники, а Столыпины в особенности, могли уже смело
назваться даже по тогдашнему времени первоклассными деспотами.
В своей деятельности в качестве помещицы Арсеньева опиралась на штат
верных холопов, которые всегда были готовы выполнить любое ее приказание. «У
нее, — вспоминала Александра Павловна Пименова рассказы матери, — и слуги-
то все издевались над нами».
(В книге саратовских исследователей жизни Лермонтова А. Семченко и
П. Фролова, откуда взят этот отрывок, использованы воспоминания потомков
крепостных Е.А. Арсеньевой. —
Некоторых из них, этих своего рода «без лести преданных», мы можем
назвать.
