...Бабушка великого поэта Лермонтова Е. А. Арсеньева... переселилась в
Москву с целью дать воспитание знаменитому своему внуку.
Она [бабушка Лермонтова] жила в одноэтажном сереньком домике с
подъездом посередине улицы, а в пару к нему и рядом с ним стоял такой же точно
домик. Их разделяли ворота. В другом жила Кайсарова, тоже старушка, дочь с
левой стороны графа Валериана Зубова, известного красавца, брата фаворита
Екатерины II. Эти два домика-могикана существовали на Шпалерной еще лет
двадцать тому назад, а теперь их стер с лица земли какой-то выступивший на их
месте колосс в четыре или пять этажей. Так у нас нещадно исчезают все жилья
людей, имеющих историческое значение. В этом домике много лет жил
Лермонтов с бабушкой.
Т
Елизавета Петровна Мещеринова, образованнейшая женщина того
времени, имея детей в соответственном возрасте с Мишей Лермонтовым —
Володю, Афанасия, Петра, с горячностью приняла участие в столь важном деле,
как их воспитание, и по взаимному согласию с Е. А. Арсеньевой решили отдать их
в Московский университетский пансион. Мне хорошо известно, что Володя
(старший) Мещеринов и Миша Лермонтов вместе поступили в четвёртый класс
пансиона.
Пансион помещался тогда на Тверской (ныне дом Базилевского), он
состоял из шести классов, в коих обучалось до 300 воспитанников. Лермонтов
поступил в него в 1828 году, но расстаться со своим любимцем бабушка не
захотела, и потому решили, чтобы Мишель был зачислен полупансионером, —
следовательно, каждый вечер возвращался бы домой.
В 1827 году она [Е. А. Арсеньева] поехала с Мишелем в Москву, для его
воспитания, а через год и меня привезли к ним. В Мишеле нашел я большую
перемену, он был уже не дитя, ему минуло 14 лет; он учился прилежно... Тут я в
первый раз увидел русские стихи у Мишеля: Ломоносова, Державина, Дмитриева,
Озерова, Батюшкова, Крылова, Жуковского, Козлова и Пушкина. Тогда же
Мишель прочитал мне своего сочинения стансы К***. Меня ужасно интриговало,
что значит слово стансы и зачем три звёздочки? Однако ж промолчал, как будто
понимаю.
Помню, что Миша особенно уважал бывшего при нём француза Жандро,
капитана наполеоновской гвардии, человека очень почтенного, умершего в доме
Арсеньевой и оплаканного ее внуком.
Жандро сумел понравиться своему избалованному питомцу, а особенно
бабушке и московским родственницам, каких он пленял безукоризненностью
манер и любезностью обращения, отзывавшихся старою школой галантного
французского двора. Этот изящный, в свое время избалованный русскими дамами
француз пробыл, кажется, около двух лет и, желая овладеть Мишей, стал мало-
помалу открывать ему «науку жизни».