Учились ли мы при всем этом чему-нибудь? Могли ли научиться?
Полагаю, что да. Преподавание было скудное, объем его меньше, чем в сороковых
годах. Университет, впрочем, не должен оканчивать научное воспитание... Его
дело — возбудить вопросы, научить спрашивать. Именно это и делали такие
профессора, как М. Г. Павлов, а, с другой стороны, и такие, как Каченовский. Но
более лекций и профессоров развивала студентов аудитория юным
столкновением, обменом мыслей, чтений... Московский университет свое дело
делал: профессора, способствовавшие своими лекциями развитию Лермонтова,
Белинского, Ив. Тургенева, Кавелина, Пирогова, могут спокойно играть в бостон и
еще спокойнее лежать в земле.
...И я ещё живо помню, как на лекциях русской словесности заслуженный
профессор Мерзляков принёс к нам в класс только что вышедшее стихотворение
Пушкина
(и проч.)
и как он, древний классик, разбирая это стихотворение, критиковал его, находя все
уподобления невозможными, неестественными, и как всё это бесило Лермонтова.
Перед рождественскими праздниками профессора делали репетиции, то
есть проверяли знания своих слушателей за пройденное полугодие, и согласно
ответам ставили баллы, которые брались в соображение потом и на публичном
экзамене.
Профессор Победоносцев, читавший изящную словесность, задал
Лермонтову какой-то вопрос.
Лермонтов начал бойко и с уверенностью отвечать. Профессор сначала
слушал его, а потом остановил и сказал:
— Я вам этого не читал; я желал бы, чтобы вы мне отвечали именно то,
что я проходил. Откуда вы могли почерпнуть эти знания?
— Это правда, господин профессор, того, что я сейчас говорил, вы нам не
читали и не могли передавать, потому что это слишком ново и до вас еще не
дошло. Я пользуюсь источниками из своей собственной библиотеки, снабженной
всем современным.
Мы все переглянулись.
Подобный ответ дан был и адъюнкт-профессору Гастеву, читавшему
геральдику и нумизматику.
Дерзкими выходками этими профессора обиделись и постарались срезать
Лермонтова на публичных экзаменах.
Первый курс был чем-то вроде повторения высшего гимназического
курса. Молодые профессора, адъюнкты — заставляли нас упражняться в древних
и новых языках. Это были замечательно умные, образованные и прекрасные люди,
например — француз Куртенер, немецкий лектор Геринг, профессор латинского
языка Кубарев и греческого — Оболенский. Они много помогали нам хорошо
приготовиться к слушанию лекций высшего курса и, кроме того, своим добрым и
любезным отношением к нам сделали первые шаги вступления в университет
чрезвычайно приятными. Между ними, как патриарх, господствовал убеленный
сединами почтенный профессор русской словесности, человек старого века — П.
