Серия «Биографические Хроники»

— Хотите ли, — продолжал Лермонтов, — оставить за мной мазурку, мне

нужно с вами поговорить!

И она все забыла! Она предалась надежде, что все, быть может, то было

испытание, тяжелый сон, а отныне все пройдет...

Но настала мазурка, с каким волнением она села возле него, а он после

долгих приготовлений сказал:

— Скажите, не влюблены ли вы случайно, но в кого же? не в..? — и он

начал считать некоторых ее знакомых с колкими насмешками на её счёт.

Е.А. Ган. С. 750—751

На другой день еду туда, рано утром, чтобы во всяком случае не быть

принятым. Вечером на балу я выражаю свое удивление Екатерине Александровне.

Она сообщает мне страшную и непонятную новость, и мы делаем разные

предположения, я все отношу к тайным врагам, которых нет, наконец, она говорит

мне, что родные запрещают ей говорить и танцевать со мною; я в отчаянии и,

конечно, не беру сторону дядюшек и тетушек...

М.Ю. Лермонтов — А. М. Верещагиной. Весна 1835г.

От такого письма с другою сделалась бы истерика, но удар, поразив

Лизавету Николавну в глубину сердца, не подействовал на ее нервы, она только

побледнела, торопливо сожгла письмо и сдула на пол легкий его пепел.

Потом она погасила свечу и обернулась к стене, казалось, она плакала, но

так тихо, так тихо, что если бы вы стояли у ее изголовья, то подумали бы, что

она спит покойно и безмятежно.

На другой день она встала бледнее обыкновенного, в десять часов вышла

в гостиную, разливала сама чай, по обыкновению. Когда убрали со стола, отец ее

уехал к должности, мать села за работу, она пошла в свою комнату: проходя

через залу, ей встретился лакей.

— Куда ты идешь? — спросила она.

— Доложить-с.

— О ком?

— Вот тот-с... офицер... Господин Печорин...

— Где он?

— У крыльца остановился.

Лизавета Николавна покраснела, потом снова побледнела и... потом

отрывисто сказала лакею:

— Скажи ему, что дома никого нет. И когда он еще приедет, —

прибавила она, как бы с трудом выговаривая последнюю фразу, — то не

принимать!

Лакей поклонился и ушел, а она опрометью бросилась в свою комнату.

М.Ю. Лермонтов. Княгиня Лиговская

Утром дело усложнилось. Я уже сказала: чувство чести сильно развито в

нашем семействе, — и тетеньке было очень жутко при мысли, что безыменное

письмо — как оно ни благонамеренно — заподозревает, однако, ее приемную дочь

в возможности увлечения. Муж ее, встав ранее обыкновенного, разведал от людей,

что письмо было принесено — даже не почтальоном, а кем бы вы думали? —

хозяином... мелочной лавочки... лежащей наискосок! Дворецкого отрядили к нему