провал. Если бы ещё ваша неприглядная деятельность ограничивалась одними участками, окружающими площадь Обороны! Но, к сожалению, вам понадобилось более обширное поле… Так, к примеру, на прошедшей неделе во время моих поисков площадки, где я смог бы построить ангар, предназначенный служить мастерской по художественной обработке металла, вот что я узнал по поводу одного большого участка, расположенного вдоль бульвара Рене. Мне дали адрес общества — владельца участка, и каково же было моё изумление, когда я оказался лицом к лицу с вами, месье Красфельд, в помещении одного из ваших фиктивных обществ! Осмелитесь ли вы сейчас утверждать, что вы меня не принимали и что не побледнели, когда я вам предъявил удостоверение личности? Можно подумать, что вам недостаточно одного собора, и вы почти повсюду выбираете участки, чтобы построить несколько других сооружений. Возможно, ваши намерения состоят в том, чтобы впоследствии эксплуатировать эти святилища в качестве сети кинозалов?… Думаю, лучше для вас было бы сохранять молчание.
Андре Серваль повернулся в сторону Венарски:
— С вами, дорогой месье, у нас целый роман… Вы совершали сделки и заключали договоры с подрядчиками, о которых я никогда не слышал: мне удалось издалека взглянуть на некоторые сметы подрядов, принятые лично вами и обеспеченные серьёзными задатками, гарантирующие вам получение комиссионных с аванса, которые никогда не будут выполнены но причине их бесполезности. Если я поручил м. Рабироффу финансовый контроль нашего предприятия, то нужно было ещё, чтобы он его производил.
— Я вам не позволю, — вскричал «Месье Фред», побагровев, — ставить под сомнение мои способности!
— Но всё это их опровергает! — отвечал с улыбкой человек с белокурой шевелюрой. — Я ценю по их истинной стоимости эти высокие «способности», которые позволяют вам рассчитывать на баснословные цифры… Разве не вы прежде всех склонили отважных людей подписаться — и это с озадачивающей быстротой — на начальный капитал в один миллиард, используя мой собор в качестве приманки с зеркальцем для птичек? Я считаю, что вправе знать род занятий, который даст вам подобную сумму.
— Я не обязан давать вам отчёт! — заявил м. Фред. — Наши компетенции чётко разделены: на вас возложено техническое руководство, а на меня — финансовое управление. Каждому — свои обязанности! Я никогда бы себе не позволил произвести осмотр выполненной до сего дня работы вашими скульпторами водосточных груб!
— Тем лучше! Только я с великой охотой суну нос в ваши счета!
— Не у вас ли не хватало средств на протяжении этих шести месяцев? И всякий раз, когда вы обращались за ними ко мне, чтобы запустить ваши знаменитые «цеховые объединения», я предоставлял вам требуемые суммы даже без обсуждения плана расходов.
— Я очень охотно это признаю.
— Знаете ли вы, дорогой месье Серваль, во что уже обошлись ваши объединения всему нашему обществу по разработке собора? Триста миллионов! За шесть месяцев! Вы видите, что я не оспариваю это! Я принимаю ваши расходы. Я считаю их даже необходимыми,
— Месье Фред, — отрезал Мэтр, — цифра, которую вы только что объявили, указывает на то, что в кассе у вас должно остаться семьсот миллионов, к которым нужно ещё прибавить три, составляющие мои сборы. Это нам даёт кредитовое сальдо в семьсот три миллиона. Где эти деньги?
М. Фред не нашёлся сразу, что ответить, и сигара, которую он жевал, выпала изо рта. Какое-то мгновение Рабирофф готов был броситься на Андре Серваля, но его влажные и жирные руки с силой налегли на рабочий стол его визави, и он при этом заключил слащавым голосом:
— Дорогой месье, вы сразу ставите себя в позицию великого инквизитора, чтобы осведомиться об использовании того, что составили суммы, собранные даже без вашего участия, за исключением трёх жалких миллионов, на которые вам понадобились годы! Скажите честно, какое вам до этого дело?
— Одно несомненно что вы свели к нулю мою идею о соборе, годы труда над этой идеей, часы поисков, ночи без сна на этом чердаке! Посчитали ненужным то, что я пытаюсь огнём вдохновения воспламенить моих рабочих каждодневно. Чем- то архаичным метод подготовительной работы, принятый мной, который функционирует с точностью часового механизма вот уже в течение шести месяцев… Сейчас самое время, господа, прекратить ваше бессовестное вмешательство в создание художественного произведения! Если я и взял на себя смелость открыть глубину своих мыслей, то единственно тем, чтобы в дальнейшем избежать недоразумений. С этого момента вы знаете, что я ценю вас по вашей истинной стоимости и что я твёрдо решил добиться желаемого с вами или же без вас, но думаю, вам было бы намного предпочтительнее продолжать сотрудничать со мной. В контакте с нашими мастерами вы сможете окунуться, почти невольно, в очищающий поток нравственности… Это не так уж приятно, не правда ли, месье Сильвио Перана?
— Я не вижу причин, почему вы указываете на меня, — ответил тот, к кому обращались.
— Исключительно, дорогой месье и «художественный директор собора» — болтливость людей открыла мне этот шутовский титул, который вы изволили наценить на себя, — потому, что вы некогда удостоились особенных упоминании…
Вас нашли фабриканты восковых свечей квартала Сен-Сюльпис и за приличную взятку предложили вам следующую сделку: эксклюзивная поставка ими всех стеариновых и восковых свечей для собора Сен- Мартьяль, первый камень которого ещё даже не заложен! Не слишком ли поспешная сделка?
… Если я позволил себе упомянуть этот один пример из тысячи, то для того, чтобы вы всё поняли, что дурная «финансовая» шутка с собором довольно затянулась. Ситуация может и должна быть выправлена, если каждый из вас проявит добрую волю. Как заметил мне месье Рабирофф, я совсем не намерен вас допрашивать, но моя обязанность побуждает меня защитить интересы многочисленных неизвестных подписчиков, которые оказали нам доверие. Те, которые верят как и мои рабочие и я сам, в рождение этого собора, вправе требовать, чтобы миллионы, доверенные вашим рукам, были использованы исключительно на создание этого произведения искусства. Осмелюсь надеяться, что больше не придётся собирать вас здесь по этим причинам, и думаю, это предупреждение окажется благотворным… Больше вас не задерживаю, господа.
Наступила впечатляющая тишина. «Финансисты» ретировались один за другим. На лестнице Бенарски не удержался, чтобы не сказать Красфельду:
— Он начинает раздражать нас, этот малый!
— Настало время, может быть, его ликвидировать? — пробормотал Сильвио Перана. — Нужно будет это серьёзно обсудить с Рабироффом.
Тот же остался один на один с Андре Сервалем, которого он спросил:
— Вы удовлетворены своей небольшой речью:
— Сожалею, что был вынужден произнести её, но это необходимо.
— Она была совершенно бесполезна, месье Серваль! Этим вы рискуете поссорить меня с моими коллегами по обществу и лишиться лучшего из ваших источников!
— Я скорее предпочту всё остановить, чем быть окружённым людьми, к которым не имею абсолютного доверия. Впрочем, у меня нет никакого беспокойства на этот счёт: если ваши друзья нас оставят, мы найдём других! Вы точно такого же мнения, что и я… Ибо вы неплохой человек, Рабирофф! В течение шести месяцев я наблюдал за вами больше, чем вы могли бы подумать. Я нуждаюсь в вашем неоспоримом деловом чутье, и к тому же для вас было бы потерей выйти из нашего молодого коллектива. Давайте же, «Месье Фред', произведём серьёзное обновление и увидим, что жизнь намного красивее или по крайней мере не такая безобразная… Что вы скажете?
Одним порывистым движением Рабирофф вырвал из левого кармана своего жилета новую сигару, яростно искромсал её конец и начал жевать. У него не хватило смелости выдержать взгляд своего собеседника, и он предпочёл уйти без ответа.
Но нахлобучка оказалась не напрасной: спустя два дня эта чердачная дверь открылась перед неожиданным посетителем. Это была Эвелин, мэтресса финансиста.
У Андре Серваля возникло чувство, что эта обольстительная дама с надменной походкой и высокомерным тоном, который так неприятно поразил его во время первого разговора при встрече в ресторане шесть месяцев назад, теперь выглядела совсем по-другому: она казалась испуганной и голосом, полным робости, произнесла с порога:
