— По большому счёту, — заключил Дювернье, — этот Андре Серваль был не только удивительным человеком, но ещё и великим гуманистом… Значит, чтобы выполнить его последнюю волю, Родье вернулся к своему делу штамповщика серийной мебели, Дюпон — в свой гараж, Легри — в буфет вокзала Монпарнас, Дюбуа — к театральной бутафории Опера-Комик, Рикар — к чистке сапог, Бреаль — в нотариальную контору в Галле?
— Вы не находите это общее послушание воле покойного замечательным?
— Да… Единственный из них, кто играет в рантье, в своём дачном домике в Гарше, это его превосходительство господин Дюваль… Вам не удастся меня убедить, что этот человек не обладает уже хорошей долей!.. Иметь в распоряжении миллиарды, уже собранные другим человеком, это, согласитесь, придаёт наследнику внушительность!
— Довольно тяжёлое- наследство!
— Проследите немного за ходом моих мыслей… Этот «наследник престола» уже давно знал, что он назначен Сервалем своим преемником и заместителем по управлению всем имуществом… Кто может сказать, что он не вскрыл тайно — я задолго до известного прочтения перед своими собратьями — знаменитое письмо-завещание, где находится оправдывающая его фраза, позволяющая ему всё: «Я прошу Дюваля подождать ещё несколько лет, чтобы строить только на солидной финансовой базе». Другими словами, Дюваль может хранить у себя первые миллиарды годами, а если пожелает, и до самой своей смерти под предлогом, что он ещё не смог пополнить капитал, необходимый для строительства? Кто сможет его в чём-то упрекнуть? В глазах у всех он предстаёт, напротив, почтенным человеком, скрупулёзно исполняющим волю покойного! И он может стать очень богатым! Как вы только что и сказали, рассуждая о движущей силе преступления, ею могло быть искушение богатством, Моро, даже для такого человека, как Дюваль, бригадир строителей и мастер по кладке!
— Если бы Дюваль был преступником, то не думаете ли вы, что он не раскрыл бы мне столько секретов этого дела? Я убеждён, что он не оказал бы мне такого доверия, если бы не понял, что я могу ему помочь серией больших статей об Андре Сервале в его усилиях по поиску недостающего всё ещё для строительства базилики капитала… Наконец, зачем тогда он показывал мне завещание?
— Чтобы лучше вас убедить, мой юный друг, что он является единственным официально назначенным наследником и может распоряжаться фондами, размещая их по своему усмотрению и что у него достаточно времени, чтобы начать строительство!
— Но если моя кампания в прессе будет успешной и люди опять подпишутся на вклады, что даст возможность собрать требуемые суммы?… Дюваль в этом случае должен будет прибавить к общей массе те деньги, что хранятся у него, разве не так?
— Вы сами писали во второй части своего репортажа, что Дюваль не произвёл на вас впечатления поэта или ясновидца… По тому описанию, что вы ему дали, он человек скорее предельно практичный, вполне способный противостоять этим ловким «бизнесменам» вроде Рабироффа и К°… И имея такой склад характера, Дюваль отнюдь не будет верить в Деда Мороза! Он слишком хитёр, чтобы сказать вам об этом, но он прекрасно знает наперёд, что те несколько статей в нашей газете или в других изданиях не соберут недостающих миллиардов! Вы не хуже меня знаете, что общественные подписные кампании, организованные газетами, дают в основном смехотворные суммы. Пришлют сотню франков отсюда, тысячу оттуда, изредка билет в пять тысяч! Когда это дело хорошо запущено, то бывает, что набирается сумма в несколько миллионов, но это редкость! От миллиардов мы очень далеки! Итак, выходит, что Дюваль может спать спокойно… Его, должно быть, очень забавляет мысль, что юноша вроде вас, умеренного склада рассудка, бросается в такую авантюру… Для него вы сыграете роль превосходного прикрытия… У вас не возникает подозрений, Моро?
— Вы всегда имели несравненный талант, дорогой главный редактор, несколькими словами гасить самый большой энтузиазм. Вы как раз противоположность Сервалю, который был только создателем: вы же разрушитель! Вам в самом деле недостаточно того, что вам вполне удаётся принижать своих подчинённых, которые приносят вам что-то действительно новое… Вы рождены поистине только для того, чтобы орудовать ножницами и баночкой клея… Вы вызываете у меня жалость!
— Но ведь я не оспариваю достоинства вашего расследования! Я даже признал, что оно меня сильно заинтересовало, что бывает со мной крайне редко! Я просто пытаюсь вас предостеречь: вы, может быть, очень подружились с этим Дювалем, но это не мешает признанию того, что у него есть причины для убийства.
Несмотря на эти серьёзные предостережения Моро продолжал питать доверие к бригадиру каменщиков. Его чувства имели под собой веское основание:
— Андре Серваль был слишком хорошим психологом, чтобы обманываться на этот счёт при выборе своих главных сотрудников! Я встречался со всеми ими, подолгу говорил с каждым из них: среди них нет ни одного, кто не выказал бы скрупулёзной честности. Это что-то да значит! По роду ремесла я сталкивался со многими людьми, о которых нужно было тотчас же составить мнение, поэтому ошибиться в этом вряд ли могу: Дюваль — человек честный!
— Вас вводят в заблуждение несравненные умственные способности вашего героя, покинувшего этот мир, но, возможно, он в своих суждениях не был таким гениальным, как вы об этом думаете и в чём пытаетесь убедить своих будущих читателей? Лично я считаю, прочитав ваше сочинение, что этот Андре Серваль вовсе не показал себя тонким психологом по отношению к прекрасной Эвелин! Я сказал бы даже, что он обошёлся с этой женщиной, которая хотела только помочь ему, как настоящий мужлан или медведь!
— У меня почти такое же мнение: это, без сомнений, единственный момент, когда Андре Серваль меня разочаровал и по меньшей мере удивил. Но по сути его более чем сдержанная позиция — принципиальная даже — в отношениях с любовницей Рабироффа может быть понята, если хорошо разобраться в природе этого человека: этот строитель был сам сделан из монолита, физически и морально.