не слушая булькающих протестов, влил кипяток в рот, расплескав остатки по щекам и горлу.
— Хлебай, не лупи бельма, — назидательно пискнул тонкий голосок у самого уха.
— Ветер идет от большой воды, — опасливо шепнул новый, незнакомый голос.
Одноглазый встряхнулся, разбрасывая брызги с всклокоченных волос, закинул голову и расхохотался раскатисто и жутко. Врезал кулаком по палубе, загудевшей в ответ.
— Ходи в шкуре, малец. Отнести в тепло и кормить, пока не лопнет. Еще раз бурю укажет — прощу ему долг найма и приму в команду без оплаты. Что замерли? — Одноглазый мрачно обвел взглядом палубу. — Все на весла, уходим с мелей, пока они нам в брюхо не впились. Жемчуг я разгружу в северном порту, уж никак не на рифах!
Юго подцепили под руки и куда-то бережно потащили. Почти сразу подхватили ноги и понесли. Палуба качалась, небо плыло, похожие на рыбьи плавники треугольные растяжки парусов стремительно складывались, обнажая мачты. Туман дряхлым одеянием рвался в клочья и улетал, обнажая жирное брюхо огромной тучи, задавившей полмира… А Юго улыбался все шире, не желая замечать ничего дурного и опасного. Он все же принят на большую лодку. Настоящую и, кажется, даже из числа тех немногих, какие покидают Древо и уходят в неведомое, в большой океан, к загадочным северным землям.
Глава 5
Элиис ничего не знала о судьбе своего приятеля Юго. Замок сирина устроен так, что грохочущие на все Древо сокрушительные валы новостей и сама шипящая, всепроникающая пена слухов разбиваются в пыль о его каменные стены. Нельзя понять даже самое важное — велики ли успехи и неудачи араави западных островов, продолжающего борьбу за влияние. О Граате и его людях Элиис могла судить лишь по косвенным, но достаточно отчетливым признакам. Весь первый сезон дождей ей пришлось скучать в одиночестве, под жесткой охраной, состоящей из угрюмых неразговорчивых воинов. Когда влага впиталась и духота проредилась, уступив место приятному теплу, стражников поменяли. Новые люди оказались еще молчаливее. Хуже того: сирина они одновременно и боялись, и почитали. Из-за страха перед неизвестными и могучими способностями запрещали все. По причине опасливого уважения делали это униженно, подолгу вымаливая прощение на коленях…
Год спустя снова все переменилось, и Элиис смогла вздохнуть свободнее. Ее оберегали стражи древней крови, а распоряжался всем в замке знакомый аоори, при первой встрече стоявший за спиной Эраи Граата. Араави запада приказал допустить к сирину обещанных учителей, наполнил большой светлый зал свитками старых книг и стопами свежесшитых листков. Дни летели, и Элиис была по-настоящему счастлива. Лишь одно омрачало ее покой: все лучшее — не вечно, все опять обязательно переменится. Но пока что радость вот она, рядом. И сон бежит, и хочется всякий день растянуть, чтобы он с лихвой вместил общение. Увы, закаты мелькали тем быстрее, чем полнее и радостнее сбывались дни. Самые короткие в памяти, ослепляющие сознание восторгом полноты и горечью невозвратимости, — это недолгие посещения замка Лоотой. Не верилось, что так и будет дальше: ведь хорошее, увы, невозможно растягивать, как нельзя тому, кто изнывает от жажды, чинно прихлебывать воду мелкими глоточками…
Хранительница араави запада за минувшее с первой встречи время похорошела, заметно пополнела. Кости не выпирали, и щеки не казались впадинами, навсегда серыми от залегших в них скорбных теней. Движения округлились и обрели вальяжную плавность, в манере говорить и даже смотреть наметилась уверенность в собственной силе и готовность признать без страха еще и красоту, восхваляемую, вероятно, многими. Лоота научилась приопускать веки, чуть насмешливо щурясь и прекрасно зная: льстят тем, кого опасаются. Ее капля божья велика, размер этого сокровища известен всем врагам араави, что позволяет хранительнице гордиться собой.
Лоота охотно рассказывала о жизни на западе, и всегда у нее выходило, что дурного в мире Древа не приключается вовсе. Все хорошее и яркое неизменно и удивительно однообразно сводится к успехам сына. Ее Боу лучше всех, он справляется с любым делом, порученным араави.
— Сам Эраи Граат, — гордо добавляла Лоота, поправляя браслеты, — тоже достойный человек…
Увы, счастливое время иссякло. Однажды Элиис проснулась за запертыми дверями покоев: снова сменилась охрана, теперь в отделке сине-белых одеяний стражей плелся узор северных островов. И опять хитроумный коралловый владыка что-то переиначил, меняя для одних араави гнев на милость, а для других — приязнь на опалу.
Постепенно Элиис привыкла к своей жизни, чем-то подобной прихотливой горной тропе, которая поворачивает всякий миг и неизменно вьется по одному и тому же боку скалы… Сирин научилась добиваться нужного от разных людей, подбирая для всякого стража и даже араави верный подход. Одних она одаривала показным расположением, иным выделяла фальшивую покладистость, несколько раз прибегала и к вполне настоящим угрозам. Она — сирин! Вреда ей не смеет причинить никто, это девочка знала совершенно твердо.
К четырнадцати годам она познакомилась со всеми араави островов. После знакомства последовало нечто иное, более сложное и опасное. Граат предупредил заранее и посоветовал быть осторожнее в словах и даже выражении лица. Ведь подросшего сирина теперь желают приручить. Польза для Древа мало кому важна сама по себе. Куда интереснее иметь выгоду для себя лично или хотя бы союзника, способного за тебя замолвить слово перед коралловым владыкой. Один за другим жрецы верхней ветви посещали крепость, везли подарки. Занимали почетное кресло во главе парадного стола — и затевали разговоры. Полезные, умные, взрослые.
Сперва беседу намечали мягко, рисуя перспективы вроде бы яркими и броскими, но совсем простенькими красками. Сирин еще мала, так удобно переманить на свою сторону неразумного ребенка. Не добившись заметных и быстрых успехов, араави принимались говорить льстиво, дружески, по-деловому, «искренне», и даже с ярым пылом поклонения, изображая истово верующих в богиню. Обладатели перламутровых жезлов срывали голос до хриплого сипения, внушая Элиис, сколь они преданны сирину, дочери самой Сиирэл, и как беззащитно божье дитя, как нуждается в опеке и помощи… Важные люди сплетали ловушки слов хитро и умело, каждый из них умел менять тон, подходы и приемы, то есть убеждать вдохновенно, прямо-таки бесподобно.
А она не верила никому, кроме сушеной акулы. Прозвище прижилось, Граат на него не обижался. И единственный из всех не садился в высокое кресло за обедом и не устраивал под рукой жезл власти. Он приезжал в крепость отдыхать. Привозил ленты и жемчуг для Коора, нарядные ткани для самой Элиис, интересные редкие книги… Сирин принимала подарки с растущим ощущением вины. Она научилась понемногу выуживать слухи из омута большого молчания и потому знала: ее одаривают от души, стараются всем храмом западной ветви — и Лоота, и Боу, и огромные стражи древней крови, и едва знакомые молодые сирены… Ей отдают лучшее, хотя западные острова — самые бедные на всем Древе. Не зря именно туда в свое время отправили служить малолетнего, но опасного своей ловкостью выскочку Граата, переведя его в старшую ветвь. Нынешние противники Граата тогда потирали руки от удовольствия и полагали, что навсегда избавились от опасного человека. Высоких надежных гор на западе, увы, нет. Каждый шторм — а ветры часто прорываются в крону Древа через барьер внешних рифов именно с запада — губит людей и разрушает поселения на самых малых и низких островах. Оримэо западных островов приходится непрестанно отстраивать хижины, лечить людей, искать пропавшие лодки и рыбаков. Люди уже привыкли рассчитывать на помощь храма, владыка Граат не отказывал и самым слабым. Все усвоили эту особенность храма, проявившуюся при новом араави, и воздавали сполна, как могли. Одна беда: что можно взять с тех, кто сам живет впроголодь? Но Граат умудрялся изыскивать средства. Элиис понимала по мрачности иных владык: влияние «сушеной акулы» растет, если не в стенах дворцов и самой столице, то на прочих островах и среди торгового люда. Одно упоминание имени Эраи вгоняет его врагов в задумчивость или, хуже того, в уныние. Однако это не мешает продолжать бесконечные попытки установить свою власть в крепости сирина. Укрепиться здесь — значит хотя бы на время взять под контроль малую часть главного острова Древа.
Когда Элиис подросла, с ней стали разговаривать жестче. Испробовали грубость, а затем и прямые угрозы. Ловко мешали ложь с правдой. Объявляли себя признанными наследниками кораллового посоха,
