выходили из церкви, то услышали выстрелы, доносившиеся из форта Монкада, до
которого было меньше четверти мили, и помчались на машине посмотреть, в чем дело.
Когда они приблизились к военному комплексу, то увидели, как мимо по направлению к
горам промчался автомобиль, набитый людьми в военной форме. Люди Кастро для
маскировки оделись в самодельные военные формы, так что Бош и его друзья
впоследствии поняли, что видели, как бежали из города moncadistas.
Слухи о нападении распространились мгновенно. Santiagueros всегда гордились
своим революционным наследием, и даже после переворота Батисты, который произошел
уже год и четыре месяца назад, периодически в городе начинали поговаривать о новом
вооруженном восстании против правительства. Центр политической жизни, как и в
Гаване, был расположен в местном университете. Среди студентов, принимавших участие
в демонстрациях протеста против переворота Батисты, была и Вильма Эспин,
двадцатидвухлетняя дочь одного из высокопоставленных работников «Бакарди» Хосе
Эспина. Как и подобает благовоспитанной девушке из консервативной кубинской семьи,
принадлежащей к высшему обществу, Вильма не пошла на карнавал в субботу вечером и
крепко спала, когда в казармах Монкада – в нескольких кварталах от дома семейства
Эспин - началась пальба. «Мы ясно слышали выстрелы и даже ощущали сотрясение, -
вспоминала Вильма в интервью много лет спустя, - и я сразу вскочила с постели и
побежала по дому, радостно крича: «Монкаду атакуют! Монкаду атакуют!»» Хосе Эспин,
бухгалтер, говоривший по-французски, который служил главным помощником Энрике
Шуга и в свое время вел переговоры с профсоюзом, не разделял политических симпатий
дочери. Ее энтузиазм по поводу нападения на казармы Монкада встревожил его, и он
испугался, не имеет ли она к этому отношения. Вильма была ни при чем, но впоследствии
она признавалась, что в то время вооруженное восстание казалось ей «чем-то
романтичным, вроде mambises [так называли борцов за независимость в девятнадцатом
веке] – я не представляла себе, что это такое на самом деле».
Пепин Бош и его жена Энрикета жили за городом на вершине холма, высившегося
над бухтой Сантьяго, и услышали о нападении на казармы Монкада, только когда тем
воскресным утром им начали звонить друзья. Пронесся слух, что это часть более
масштабного вооруженного восстания против режима Батисты, возглавляемого бывшим
президентом Карлосом Прио, который, как утверждалось, вот-вот прибудет в Сантьяго и
примет командование. Бош немедленно сел за руль и поехал в аэропорт Сантьяго
дожидаться прибытия Прио. Хотя в принципе он не одобрял вооруженных восстаний
против правительства, но сохранял лояльность президенту, в правительстве которого
служил премьер-министром. «Если бы это была затея Прио, тогда другое дело, - объяснял
впоследствии Бош. – Прио я мог бы понять. Я знал, что он даровитый человек и добрый
кубинец». Бош прождал в аэропорту несколько часов, но в конце концов понял, что слухи
об участии Прио оказались ложными. Однако дыма без огня не бывает. Отправившись
после переворота Батисты в изгнание в Майами, Прио неоднократно высказывался в
пользу насильственного свержения человека, который его сместил, более того – втайне
собирал деньги на контрабанду оружия на Кубу. В июне он подписал в Монреале
соглашение с другими кубинскими лидерами, по условиям которого обязался
противостоять режиму Батисты и работать над созданием нового временного
правительства. В числе прочих соглашение подписал и Карлос Эвия, руководитель
принадлежавшей «Бакарди» пивоварни и друг Пепина Боша, который должен был стать
преемником Прио на несостоявшихся президентских выборах 1952 года. К 1953 году
движение против Батисты достигло серьезных масштабов.
Однако операция в казармах Монкадо была от начала до конца задумана
исключительно Фиделем Кастро, что вскоре и установила полиция Батисты. Брат Кастро
