Америке демократически избранных левых правительств, поэтому он придерживался той
точки зрения, что выстоять против США способно лишь подлинно марксистско-
ленинское революционное государство – союзник СССР. В своем дневнике Гевара
называл Фелипе Пасоса и Рауля Чибаса, сторонников «М-26-7», «пещерными людьми», и
не находил иных слов, кроме пренебрежительных, для их «буржуазных идей»,
высказанных во время визита к Фиделю Кастру в Сьерра-Маэстра. В то время Кастро
очень тщательно взвешивал любые свои публичные высказывания. Журналисты, которые
его посещали, неизменно задавали ему один и тот же вопрос – коммунист ли он, - и
Кастро всегда отвечал «нет». Но Гевара не мог сдержаться. В декабре 1957 года у него
возникли серьезнейшие (и принципиальные для дальнейшего хода событий) закулисные
разногласия с Рене Рамосом Латуром, который заменил Франка Паиса на посту вожака
сантьягского подполья. Гевара из своего горного лагеря написал Рамосу Латуру
беспощадное письмо, в котором обвинял его в попытках придать революционному
движению «правый уклон». После этого он выплеснул на бумагу все свои просоветские
взгляды. «Я принадлежу к тем, кто верит, что решение всех мировых проблем лежит за
железным занавесом».
Рамос Латур не стал медлить с ответом и подчеркнул, что и сам он, и его идейные
союзники стоят за сильную и независимую Латинскую Америку, «Америку, которая
способна гордо противостоять Соединенным Штатам, России, Китаю и любой другой
силе, посягнувшей на ее экономическую и политическую независимость. С другой
стороны, те, кто придерживаются ваших политических воззрений, полагают, будто для
избавления от всех наших бед нужно всего лишь освободиться от пагубного владычества
янки ради не менее пагубного владычества Советов». Очевидно, на кону был выбор, какой
станет грядущая революция, и решать это предстояло Фиделю Кастро.
Разногласия между фракциями затем нашли отражение в спорах по поводу
стратегии и тактики революции. Городское крыло стояло за всеобщую забастовку в
масштабах страны, а горное крыло предпочитало расширять партизанские военные
действия. Это был судьбоносный спор. Если бы всеобщая забастовка пошла по
намеченному плану и положила конец режиму Батисты, то рабочие, предприниматели,
профессионалы и все прочие участники забастовки смогли бы с полным правом заявить,
что это их общая заслуга. С другой стороны, если бы Батиста оказался побежден в ходе
военных действий, партизанские вожаки в горах заняли бы сильную позицию и смогли бы
диктовать свою волю при создании нового правительства. В конечном итоге Фидель
Кастро склонился к забастовке, хотя с некоторыми сомнениями и лишь после долгих
раздумий.
Призыв к забастовке раздался 9 апреля 1958 года, когда активисты «М-26-7»
прервали радиотрансляцию и посоветовали кубинскому народу не ходить на работу.
Всего за несколько часов многие города на территории Кубы, в том числе и Сантьяго,
оказались в коллапсе. На заводе «Бакарди» более 1200 рабочих в полдень покинули свои
рабочие места, причем их выступление поддержал лично Даниэль Бакарди. Однако в
Гаване забастовка провалилась. Она затронула лишь несколько предприятий, а
диверсанты из «М-26-7», которые пытались нарушить связь, были быстро нейтрализованы
полицией Батисты.
Как только стало понятно, что забастовка не приведет к успеху, Вильма Эспин
призвала сантьягцев вернуться на работу – тем самым отколовшись от Рене Рамоса Латура
и примкнув к радикальному крылу «М-26-7» в горах. Спустя несколько недель Фидель
Кастро провел в горах Сьерра-Маэстра совещание с целью разобраться, почему забастовка
потерпела неудачу. Никаких других внутренних споров не предполагалось. На собрании
Кастро официально провозгласил себя главнокомандующим всего революционного
