центре Гаваны, оказывались за столиком по периметру круглой сцены, всего в нескольких
футах от танцовщиц в расшитых блестками бикини и головных уборах из перьев. По залу
метались красные и белые лучи софитов, барабанщики-конга выстукивали зажигательный
ритм, девушки-corista высоко вскидывали ноги. Официанты в смокингах сновали между
столиками, разнося ром и кубинское пиво. Над головой вился сигарный дым. Прошло
более двадцати лет с тех пор, как Фидель Кастро навязал кубинскому обществу строгие
моральные ценности, однако и в восьмидесятые годы «Тропикана» оставалась одним из
самых популярных ночных заведений Гаваны.
Культурная жизнь Кубы при коммунизме представляла собой причудливую смесь
дореволюционной распущенности и послереволюционного аскетизма. Кастро закрыл все
казино и почти все ночные клубы, которые в предыдущие десятилетия делали Кубу такой
притягательной для туристов, однако «Тропикана» уцелела, и ее знаменитые
представления сохранились как своего рода сувенир, отражающий афро-кубинский
колорит. Теоретически остальные клубы закрыли не потому, что революция возражала
против роскоши и эротики как таковых, а из-за связей с азартными играми,
наркоторговлей, проституцией и мафией. «Тропикану» оставили как национальное
достояние, и тем самым власти показывали, что революция не означает, что теперь нельзя
слушать сальсу, танцевать румбу, барабанить в bata и справлять праздники, где ром льется
рекой. В разных странах коммунизм выглядел по-разному, и Фидель Кастро стоял за
сексуальный кубинский вариант.
Само собой, новая «Тропикана» несколько отличалась от старой. Во всем, что
касается культуры, Кастро придерживался правила «В пределах революции – все, против
революции – ничего», поэтому ночной клуб тщательно очистили от всех
«контрреволюционных» элементов. На стенах по-прежнему висели фотографии звезд
сальсы прошлых лет, но не было ни следа Селии Крус и других известных танцовщиц из
«Тропиканы», которые отвергли идеи Кастро и отправились в эмиграцию. Круг клиентов
также изменился. Сюда приходили канадцы и европейцы, а изредка и американцы, однако
в основном посетители были из стран соцлагеря – туристы из Восточной Европы,
торговые представители из Болгарии и Чехословакии и толпы русских советников.
Русских кубинцы называли bolos, кегли, - за белую кожу и большие округлые зады.
Российские гости, не привыкшие к тропикам, выглядели в гаванском ночном клубе
несколько неуместно – они не понимали, что рубашки-гуаяверы носят навыпуск, и никак
не могли уловить кубинские танцевальные ритмы. Однако ценить качественные
кубинские сигары они приучались быстро и поглощали в «Тропикане» немыслимые
количества кубинского рома – и в составе дайкири и мохито, и с колой, и со льдом, -
совсем как посетители клуба в былые годы.
До Кастро это был ром «Бакарди»; а теперь в «Тропикане» подавали
исключительно ром «Гавана-Клуб», ром, который раньше производила семья Аречабала в
Карденасе. Через несколько лет после захвата всех частных предприятий на Кубе
правительство решило сделать «Гавана-Клуб» своей экспортной маркой. В 1977 году
Фидель Кастро лично открыл новую винокурню «Гавана-Клуб» в Санта-Крус дель Норте,
примерно в пятидесяти милях к западу от старого завода семьи Аречабала в Карденасе.
Бутылкам «Гавана-Клуб» придали новую форму – теперь их делали в виде Ла-Хирадильи,
бронзовой женской фигуры семнадцатого века на крыше одной из старейших гаванских
крепостей, которая служила символом города. На новой этикетке продукт назывался
«чистым кубинским ромом, выпускающимся с 1878 года». Семья Аречабала как
основатели предприятия не упоминались, и лишь немногие посетители, пробуя ром
«Гавана-Клуб», представляли себе, какой была история этой марки до революции.
Неважно. Ром «Бакарди» был символом старой Кубы, а «Гавана-Клуб» был ромом Кубы
при Кастро, его подавали во всех барах при всех гостиницах, во всех ресторанах, во всех
