пришлось краснеть за отца».
Все те скверные слова, которые говорили против меня, - не более чем
клевета несчастных, убогих людей. Я всю жизнь был человеком чести, даже
слишком, если это возможно, - я не украл ни у кого ни единого цента… Более того,
самые громогласные из тех, кто чернил мое имя и чернят [до сих пор], с первого до
последнего, в долгу у Эмилио Бакарди; и если мне и полагается наказание за что-
то, я знаю за собой лишь один грех – я слепо любил свой народ и всех, кто
пострадал за него.
Хотя подобная уверенность в собственной правоте способна и раздражать, Эмилио
Бакарди и вправду был человеком чести, и сомневаться в этом не приходится. Его
приводили в ярость те кубинцы, чей патриотизм казался ему эгоистичным, - именно
потому, что он так серьезно относился к собственным убеждениям. Момент наивысшей
гордости за весь второй срок на посту мэра он пережил, когда проходила его инаугурация
во время Fiesta de la Bandera – «Праздника флага», церемонии, проходившей в канун
Нового года и ставшей сантьягской традицией. Ровно в полночь 31 декабря, когда
колокола на соборе над громадной толпой, собравшейся на главной площади, прозвонили
двенадцать раз, Эмилио поднял над залом городских собраний огромный кубинский флаг
в семь с половиной метров длиной. Куба еще не была независимой, и Эмилио пришлось
просить у американской военной администрации разрешения провести церемонию.
Местные жители собрали деньги, чтобы заплатить одному портному за изготовление
гигантского полотнища – такого большого флага горожане еще не видели. Флаг трепетал
на ночном ветру, и в красном треугольнике у древка виднелась на фоне неба одинокая
белая звезда, а рядом – синие и белые полосы. Городской оркестр сыграл национальный
гимн. С последней нотой по всей площади раздались приветственные крики, свист и
возгласы: «?Viva Cuba Libre! ?Viva!» Жители Сантьяго впервые видели, как над зданием
их городского совета развевается кубинский флаг.
* * *
Над старой крепостью в Гаване кубинский флаг подняли только 20 мая 1902 года,
когда Соединенные Штаты отказались от присутствия на Кубе и признала ее
относительную независимость. Леонард Вуд и прочие американские военачальники
отплыли домой, в Соединенные Штаты, позволив наконец кубинцам управлять своей
страной – через почти четыре года после окончания войны с Испанией. Новым
президентом стал Томас Эстрада Пальма, избранный за четыре месяца до этого, когда его
единственный противник, бывший генерал Бартоломе Масо, прекратил предвыборную
борьбу в знак протеста против назначения комиссии по наблюдению над выборами, явно
настроенной против него. Эстрада Пальма более двадцати лет провел в Нью-Йорке и,
естественно, стоял за постоянные связи с Соединенными Штатами. Американские власти
не скрывали, что он нравится им куда больше, чем Масо, ярый противник Поправки
Платта.
Между тем в Сантьяго Эмилио Бакарди проводил на посту мэра свой пятилетний
срок и служил примером образцового градоначальника. Во время своего правления он
впервые создал муниципальные рабочие места для женщин, отдавая предпочтения вдовам
погибших на войне повстанцев, и расширил программу медицинской помощи беднякам.
Понимая, что после открытия Панамского канала движение судов станет оживленнее, он
за счет городских фондов углубил гавань и улучшил инфраструктуру порта. Он принял
крутые меры против нелегальных петушиных боев, развернул непримиримую кампанию
по борьбе с проституцией, беспощадно увольнял муниципальных служащих, уличенных в
должностных преступлениях. Он пытался добиться от Гаваны дополнительных средств
для развития санитарных систем в Сантьяго, причем не постеснялся упомянуть, что если
