Скрытый своей чёрной магией Горграел ехал на грифоне гораздо выше синих туманов, окружавших Сигхолт.
Проклятый хорошенький братец с его прекрасными туманами, ругался он. Но он мог чувствовать Хранилище и мозг… Предателя.
Это я. Все на месте?
Звезда Дракона прекратил свои дерганья, и Казна улыбнулась с облегчением.
Поторопись!
Мост…
Не озабочивайся мостом. Её легко обмануть.
Горграел улыбнулся.
Кормилица опустила Каелума, пока заворачивала Речную Звезду в одеяльца. Хоть женщина Нор и держит Звезду Дракона далеко от них, кормилица стала торопиться. Может у неё и не было способностей чародейки или, даже, вождя Равенсбундов, но она чувствовала неприятности за лигу, и всё это было связано с этим ребёнком, с которым не всё в порядке.
Она положила Речную Звезду, странно напряжённую сейчас, и повернулась к Каелуму.
Его рот был открыт в беззвучном вопле. Горграел пробивался сквозь облака и туманы.
Ты свой? воскликнул мост, посылая запрос ему.
Я…Я… Свой чему? Проклятая!
Мост, это я Звезда Дракона, сын Аксиса и Азур, это мой друг. Он — свой, мост. Верь мне.
Мост пропустил всё это. Посторонний должен назвать себя сам.
Верь мне, шептал разум Звезды Дракона, и мост улыбнулся сам себе, вспоминая своих Аксиса и Азур, и тепло их дружбы.
Верь мне…
Мост думал послать ещё один запрос…
Верь мне…
…но вместо этого решил поверить. Кроме того, как враг может найти путь через заколдованный туман?
Горграел опускался прямо и правильно, ориентируясь на маяк детского разума. Какую мощь имеет этот ребёнок! удивлялся он, но скоро отвлёкся от удивления, потому что туман рассеялся и вот… и вот видно магическое Хранилище Сигхолта и тут… тут… тут был МАЛЬЧИК!
Каелум закричал даже до того, как увидел спускающегося грифона и тот ужас, что вцепился в спину грифона. Он чувствовал зло, падающее с неба как в тот раз, и мог чувствовать восторг брата, и понимал, что происходит.
Он понимал, что принесён в жертву амбициям брата. Он был той жертвой, которая заставила бы его отца опуститься на колени.
И поэтому он закричал.
Казна повернулась, с болезненным чувством от первобытного ужаса, который звучал в крике Каелума, а затем была смущена взрывом хохота, который издал ребёнок у неё на руках.
Кормилица не задумывалась ни на секунду. Она нагнулась за Каелумом, толкая корзину в которой лежала Речная Звезда под укрытие стены.
А затем, что-то неописуемое обрушилось с неба.
Изо всех стоявших на крыше, Казна первая увидела это. Её сердце сжалось в ужасе, и она потеряла несколько долгих секунд, пока не подвинулась ближе к стене, как можно дальше от падающей тени.
Она достаточно слышала раньше, чтобы узнать, что одно из созданий было грифоном, но кто сидел на его спине? Что это могло быть? 'Белиал!' прошептала она, зная о своей неизбежной смерти.
Горграел не обратил на неё никакого внимания, спускаясь прямо на женщину Равенсбунда, которая держала ребёнка на руках.
Да! Да! Это был он!
Он соскочил со спины грифона, когда она летела низко над крышей, и он радостно прыгнул к кормилице, крылья растопырены, когти выпущены, глаза и зубы сверкают. Слюна с его его высунутого языка капала на камни, которыми была вымощена крыша. Он остановился в полушаге от неё и завизжал.
Женщина, вот же отважная сука! только прижала орущего ребёнка ближе к себе. Она должна была знать, что смерть близка, но она смотрела твёрдо, и это смущало Горграела.
'Дура!' прошипел он, крутя одну руку и направляя когти в её лицо.
Даже после этого она прижимала ребёнка к себе, отворачивалась так, что её тело прикрывало его. Горграела охватила буря ярости, в одно мгновение он разодрал спину и бок женщины, и когда умирающая женщина рухнула на пол, он выхватил по счастью бесчувственного Каелума из объятий женщины.
Он поднялся, Каелум висел в его руках как тряпичная кукла, и смотрел на другую женщину с ребёнком на другом конце крыши.
Далеко внизу мост заорал. 'Горе! Горе! Предательство!'
Горгараел подпрыгнул к подлетевшему грифону.
'Горе! Горе! Крыша! Крыша!'
Но у Горграела ещё была секунда, и он наслаждался своими успехами и хотел сделать этот момент ещё более успешным. Он стремглав пробежал крышу туда, где женщина верещала от ужаса и опустилась на пол, стараясь изогнуть себя вокруг ребёнка. Горграел ухмыльнулся. Бесполезно. Он поднял коготь уже измазанный в крови. Прекрати это, мой друг. Она ещё нужна мне.
Горграел остановился с когтем уже готовым для удара.
И конечно, она будет лучшим свидетелем похищения.
'Да,' прошептал Горграел. 'Свидетель. Да. Хорошо.'
'Горе! Горе! Предательство на крыше!'
'Сука,' зарычал Горграел и повернулся к грифону. Когда он перекинул ногу через спину грифона и почувствовал её спину под своими ягодицами, он посмотрел вниз на бесчувственного ребёнка, по- прежнему размахивавшим окровавленной и ушибленной рукой от его когтей, и закричал торжественно и радостно над Сигхолтом.
'Горе! Горе!' кричал мост.
Но было уже слишком поздно.
Когда первые Икарии добрались до крыши Горграел и его грифон уже исчезли в тумане. Всё, что осталось, это было разодранное тело кормилицы, сгорбленная и испуганная Казна, крики близнецов, и память об ужасе Каелума, которая долго не исчезнет.
Менестрелия
Азур вздрогнула, её желудок неожиданно сжался от неясного ужаса, но миг прошёл и она посмотрела на Фарадей.
Та стояла на коленях на мягкой земле в примерно пятидесяти шагах от входа в Запрещённую аллею, а перед ней Нордра рвалась и рычала из пропасти. Позади неё простиралась равнина на почти половину лиги от линии деревьев. Невыросшие ещё саженцы торчали из земли между ней и лесом. Она смотрела на саженцы, которые она только что закончила, и желала им расти.
Озабоченная Азур опустилась на колени около Фарадей. Та была как обычно в ужасном состоянии, и каждую секунду прикладывала руку к боку или спине, видно терзаемая болью.
'Фарадей,' спросила Азур, 'Как ты…'
'Я — в порядке,' сказала быстро и весело Фарадей, слишком быстро и слишком весело, чтобы быть правдой, и сомнения в глазах Азур углубились.
'Посмотри,' продолжала Фарадей, 'Запрещённая аллея, я почти закончила.'
Совершенное молчание было ответом на её слова. Азур старалась что-то сказать, и, подняв глаза, встретилась с глазами хозяйки. Позади хозяйки стояла Шра, вцепившись в её фартук, её глаза были
