ошибки и переключаться на иные задачи. Результатом пристального внимания к спаду в экономике стало его предотвращение. Сегодняшняя проблема состоит в том, что американская политическая система, похоже, потеряла способность создавать широкие коалиции, которые решают комплексные задачи.
Экономические неурядицы в сегодняшней Америке действительно существуют, но в целом они возникли не по причине неэффективности американской экономики, и с упадком культуры они никак не связаны. Они - следствие конкретной политики правительства. Политические меры особого рода могли бы быстро и относительно легко привести Соединенные Штаты в гораздо более стабильное состояние. Можно было бы провести ряд благоразумных реформ, чтобы сократить неэкономные расходы и субсидии, увеличить сбережения, расширить научную и технологическую подготовку кадров, обеспечить пенсии, организовать управляемый иммиграционный процесс и достичь значительной эффективности в потреблении энергии*.
Политологи не слишком расходятся во взглядах на эти проблемы, ни одна из предложенных мер не потребует жертв вроде тех, которые приносили в годы войны, - нужна лишь умеренная коррекция уже существующих положений. И, тем не менее, из-за политики она представляется невозможной. Американская политическая система потеряла способность к крупномасштабному компромиссу, она разучилась переносить боль в настоящем во имя выигрыша в будущем.
В начале XXI века Соединенные Штаты не представляют собой слабую экономику или упадочническое общество. Но они дали развиться совершенно недееспособной политике. Речь идет о старомодной и крайне негибкой политической системе - ей примерно 225 лет, - которой управляют деньги, частные интересы, склонные к сенсациям СМИ и агрессивные идеологические группировки. Это привело к бесконечным и ожесточенным дебатам на пустяшные темы - политика превратилась в театр. В ней очень мало содержания, отсутствуют компромисс и способность к действию. Страна, чей лозунг «будет сделано!», сегодня пребывает под гнетом политического процесса, который больше располагает к партийным сражениям, а не к решению проблем. По всем показателям - рост аппетитов узких групп, лоббирование, нецелевое расходование бюджета, политический процесс за последние тридцать доказал свою тенденциозность и неэффективность.
Это чистейшей воды упрямство - действовать исключительно в узкопартийных интересах вопреки призывам к межпартийному сотрудничеству. Многие политологи давно мечтали, чтобы американские политические партии хоть немного напоминали европейские -приобрели идеологическую чистоту и строгую дисциплину. И это произошло - в каждой партии сейчас все меньше и меньше умеренных, поэтому мы в тупике. Парламентские системы Европы прекрасно уживаются с партизанскими партиями. В европейских странах исполнительная ветвь власти всегда контролирует законодательную, поэтому партия власти может с легкостью осуществлять свои планы. Британский премьер-министр не нуждается в какой-либо поддержке оппозиционной партии, в его распоряжении по определению правящее большинство. Американская система, напротив, -система общей власти, перекрестных функций, сдержек и противовесов. Прогресс требует широкой коалиции между двумя партиями и политиками, которые готовы выступить против своей партии. Вот почему Джеймс Мэдисон не доверял ни политическим партиям, ни разного рода «фракциям» и видел в них смертельную опасность для молодой американской республики.
Я понимаю, что все эти жалобы звучат очень возвышенно и сентиментально. И я знаю, что отвратительная партийная предвзятость существует в Америке давно, была она даже во времена Мэдисона. Но было также много примеров межпартийного сотрудничества, особенно в последнем столетии. Реагируя на политическую ожесточенность конца XIX века - тогда в последний раз две избирательные кампании подряд, два кандидата имели равные шансы на победу, - лидеры Америки пытались создать силы, которые обеспечили бы появление надежного и решительного правительства. Роберт Брукингс основал в 1916 году Брукингский институт в Вашингтоне, потому что хотел иметь организацию, которая была бы «свободна от любых политических или финансовых интересов... которая собирала бы и истолковывала фундаментальные экономические факты и предъявляла бы их стране в понятной форме». Учрежденный через пять лет Совет по международным отношениям также сознательно действовал наперекор партийным линиям. Первый редактор выходящего под его эгидой журнала
Проблема в том, что прогресс в решении любой серьезной проблемы - в здравоохранении, социальном страховании, налоговой реформе - потребует компромисса со стороны обеих партий. Во внешней политике, идет ли речь об Ираке или Иране, Северной Корее или Китае, чтобы выстроить верный стратегический курс, необходимо будет добиться значительной поддержки от обеих партий на долгое время. А это в высшей степени маловероятно. Тех, кто отстаивает взвешенные решения и компромиссные законопроекты, партийное руководство изолирует. Лоббистские группировки перекрывают им доступ к фондам. Их постоянно атакуют на телевидении и радио. Система создает мощные стимулы, чтобы вы придерживались жесткой позиции и убеждали свою команду в том, что никогда не склоните голову перед врагом. Это прекрасно для пополнения фондов, но ужасно для правительства.
Соединенные Штаты переживают испытание, которое в некотором смысле прямо противоположно тому, с которым столкнулась Британия в 1900 году. Экономическая сила Британии убывала, однако стране удалось сохранить огромное политическое влияние на весь мир. Американская экономика и американское общество, напротив, способны отвечать на экономическое давление и конкуренцию. Страна может корректировать свои силы, приспосабливаться и продолжать трудиться. Настоящее испытание для Соединенных Штатов -политическое, и это не столько испытание для Америки, сколько для Вашингтона. Сможет Вашингтон адаптироваться к миру, в котором «остальные» занимают уже более высокие позиции? Сможет он отреагировать на изменения, происходящие в структуре экономической и политической власти? Во внешней политике эта задача еще более сложная, чем во внутренней. Сумеет ли Вашингтон по- настоящему вписаться в мир с множеством голосов и точек зрения? Сможет он преуспевать в мире, в котором не сможет доминировать?
ГЛАВА VII
ЦЕЛЬ АМЕРИКИ
Когда историки попытаются понять мир начала XXI века, им придется обратить внимание на «Петрушечный кризис». В июле 2002 года правительство Марокко послало двенадцать солдат на крошечный остров под названием Лейла - в нескольких сотнях футов от побережья Марокко, в Гибралтарском проливе, - где они водрузили государственный флаг. Если не считать нескольких коз, этот остров необитаем, а все, что на нем произрастает, - дикая петрушка, отсюда его испанское название, Перехиль. Но из-за него издавна спорили Марокко и Испания, и вот испанское правительство очень жестко отреагировало на марокканскую «агрессию». Через две недели семьдесят пять испанских солдат были десантированы на остров - они сорвали марокканский флаг, водрузили два своих и отправили марокканских солдат домой. Правительство Марокко осудило «военные действия» и организовало митинги, на которых молодые люди распевали: «Мы жертвуем наши души и нашу кровь тебе, о Лейла!» Над островом барражировали испанские военные вертолеты, боевые корабли Испании выдвинулись к берегам Марокко. По прошествии времени вся эта кутерьма выглядит водевилем. Но каким бы абсурдным все это ни казалось, кому-то предстояло усадить две страны за стол переговоров. Эта роль выпала не ООН, не Европейскому союзу, не дружественной европейской стране вроде Франции, у которой прекрасные отношения с обеими сторонами. Она досталась Соединенным Штатам. «Я все думал: «Что со всем этим делать? Почему мы, Соединенные
