женщиной не является!
– А кем является? – спросил Рутгер испуганно.
– Рысью.
– Ты это серьезно?
– Абсолютно, – кивнул Иманд. – И остальные девушки в этом трактире – тоже!
– Ты же говорил, они дочери хозяина трактира?
– Так и есть.
– Но хозяин-то человек!
– Верно, отец этих красоток – человек. А вот мать – рысь! Ну, не обычная рысь... А такая... чудь- оборотень... Вот их дочери и вышли наполовину людьми, а наполовину рысями... У парочки из них даже рысьи уши на макушке торчат, просто их под чепцами не видно. Ну, вроде как у этих героинь, огненных лис...
– Но огненные лисы – они, насколько мне известно, ниже пояса... мнэ... вполне традиционны!
– Так это Праймзона, – пожал плечами Иманд. – Здесь все иначе.
– Твою мысль я понял, – растерянно произнес Рутгер. – И ухлестывать за подавальщицами теперь не стану...
– Ухлестывать за подавальщицами не стоит даже за пределами Праймзоны... Таково мое мнение, дружище, – улыбнулся Иманд. И по его улыбке Рутгер вдруг понял: в богатой биографии охотника была не только Праймзона. Но и кое-что еще.
Когда первые кувшины с вином и пивом были опустошены, а следующие заказаны, Рутгер вновь принялся разглядывать посетителей.
Тем более, что к паноптикуму добавилось несколько новых лиц.
Небольшой стол сбоку от атаманши занял какой-то хлыщ, одетый в длинный балахон с небрежно нашитыми на него пучками травы и листьев.
“Это, наверное, для маскировки”, – догадался Рутгер.
Незнакомец уселся за стол и тут же, не притронувшись к услужливо принесенному пиву, достал записную книжку размером с ладонь и свинцовый карандаш.
Не обращая внимания на чад, галдеж и пьяные крики, он принялся строчить в своей книжечке с видом вдумчивым и одновременно алчным. То ли спешил зафиксировать важные путевые наблюдения, то ли подсчитывал грядущий барыш.
– Что это за тип? – обдавая перегаром Иманда, спросил Рутгер. – Поэт, что ли? Или, может, ростовщик?
– Скорее второе, – усмехнулся Иманд. – Лично мы с ним не знакомы. Но, поговаривают, что он – наипервейший рвач во всей Праймзоне. Водит сюда за деньги народ из числа сбрендивших от сытости и богатства... Скупает и перепродает втридорога артефакты... Также слышал, что он – шпион Гвардейского Особого Корпуса!
– А что это значит? Ну то есть я понимаю, что значит слово “шпион”... Но за кем шпионят в Праймзоне? За фринами? За саламандрами? Или за вашим братом-охотником?
– Если бы знали точно, да кабы имелись у нас прямые доказательства его связи с Особым Корпусом, давно нашинковали бы его как кочан капусты! Но покуда доказательств нет, на него распространяются правила братства охотников...
– Неужели есть и такие правила?
– Еще бы, – загадочно ответил Иманд. – Без правил братства мы бы давно друг друга перебили. Как минимум, от страха перед крутизной друг друга... Поскольку где дармовщина и беззаконие – там страсти роковые...
Почти одновременно со “шпионом” в трактир завалилась еще одна шумная компания.
Предводительствовал ею мужчина средних лет с длинными рыжими волосами, собранными в неряшливый хвост.
Рыжий явно был навеселе. Он громко гоготал и размахивал фляжкой, в которой плескалось нечто, совсем не похожее на компот из сухофруктов.
Из контекста долетавших до Рутгера и его товарищей шуточек выходило, что это – авторитетный охотник и двое его учеников-подмастерьев.
Подмастерья смотрели учителю в рот и преувеличенно смеялись над каждой его остротой.
– Это старина Данни, пропивает добычу, – пояснил Иманд. – Удачлив, сукин сын! Как никто. Вот и пьет как мерин в июльский день...
– Небось и в карты играет? – с надеждой спросил Рутгер, которому вдруг страсть как захотелось пораскинуть картишками.
– Почем мне знать? Я-то только в лапту играть обучен. Да и то на щелбаны, – бросил Иманд самым скучным тоном.
Пока они беседовали, по всему трактиру разлился аппетитный запах жареного со сладким луком мяса. Такого близкого и такого сочного жареного мяса!
Рутгер, да и его герои, непроизвольно сглотнули слюну.
Дело в том, что в отличие от рагу из зайца с двадцатью двумя корешками и специями, которое булькало в огромном казане на кухне, большинство блюд трактира “Хвосты и копыта” готовилось на большом очаге в центре зала.
Собственно, трактир и был организован вокруг очага. В те минуты двое девушек-полурысей как раз раскладывали над жарко тлеющими углями шампуры с бараниной. А двое других подавальщиц, то и дело
