– А потом?
– Потом они вновь зайдут за занавес.
– И?
– И будут ждать, пока зрители будут вновь звать их явиться по эту сторону занавеса.
– Но зачем? – искренне недоумевал Иманд.
– Затем, что вызывая актеров аплодисментами и криками “браво!”, зрители выражают свое восхищение игрой актеров и той пьесой, которую им показали!
– Восхищение? Игрой? Ну пусть, пусть... – вздохнул Иманд, словно бы сдаваясь на милость непознаваемого.
– Но если ты хочешь знать, когда и где мы сможем предпринять попытку поговорить с Бэскетом, то я скажу тебе, что знаю ответ. Сейчас же мы пойдем к нему в гримерную комнату! Я затаюсь где-нибудь там. И попробую – как театрал у театрала – выведать у лорда то, что нас интересует! Ежели мне повезет, считай, мы спасены. А вот ежели лорд Бэскет окажется злонравным упрямцем... Тогда уже вам придется отбивать меня у его свирепых телохранителей!
–У него ведь наверняка имеются телохранители? – недоверчиво спросил Шелти.
– Не может не быть. Здесь по всему видно – прайма у Бэскета полно. А значит, его герои всегда в полной боевой готовности!
– В таком случае да поможет нам прайм, – устало промолвил Иманд.
К моменту, когда лорд Бэскет, исполнитель роли Обманутого Принца, шаркающей походкой весьма усталого человека вошел в свою гримерку, затаившийся за портьерой Рутгер успел ненароком задремать. Уж очень долго никто не появлялся!
Но главное даже не это. А – Мири! Волшебная златокудрая Мири! Рутгер еще только грезил о наследстве и успешном окончании учебы. А юная кареглазая Мири – Мири уже была актрисой! И танцовщицей! И певицей! И красавицей! У соседа Рутгера, лорда Дагобера, как раз гостила труппа, к которой принадлежала Мири, да что там “принадлежала”, она была настоящей звездой, без нее не обходилось ни одно представленье... О, сколько цветов, сколько дорогих сладостей и заморских фруктов отнес Рутгер к порогу ее комнаты (тесно уставленному цветами, сладостями и фруктами от других кавалеров)! О, сколько ее представлений он посетил! Сколько раз кричал “браво!”. Сколько писем написал ей! Сколько баллад и гимнов сочинил во славу ее имени! И главное, сколько снов с ее участием приснилось ему за недолгие три месяца их знакомства!
Нет, обворожительная и осиянная ореолом славы Мири не снизошла к нескладному студенту, приехавшему в родной Данзас на каникулы. Она не подарила ему ни исполненного тягучего томленья поцелуя, ни мимолетного объятия, ни даже благосклонного взгляда... Но зато как много нежного и настоящего было между ними в мечтах и снах молодого Рутгера! Молодая актриса снилась ему почти каждую ночь! И каждый сон о ней был сладостней предыдущего! В общем, Рутгер был искренне благодарен Мири за то бесконечное, нелепое счастье, что дарил ее образ его взрослеющей душе. И если бы только он знал, где она теперь, он бы... он бы конечно нашел ее и подарил ей, несравненной Мири, ожерелье из прекрасных адорнийских изумрудов, а может и сапфиров...
Рутгер так замечтался о былой возлюбленной, что сам не заметил, как соскользнул в невесомую, как прикосновения надушеного шелкового шарфика Мири, дрему, из которой его вывел лишь звук запираемой двери гримерки...
...Лорд Бэскет приблизился к высокому зеркалу с широкой бронзовой окантовкой, зажег масляные светильники, стоявшие на высоких витых ножках по обе стороны от тумбочки, и принялся – при помощи губки и оливкового масла – снимать с лица обильный яркий грим.
Словно бы по мановению злого волшебства, его лицо вдруг, на изумленных глазах Рутгера, переставало быть лицом моложавого энергичного человека средних лет и превращалось... в лицо жизнелюбивого, но крайне утомленного жизнью старика!
Рутгер – уже не в первый раз за этот вечер – признал, что талант к перевоплощению у лорда Бэскета имеется. И он – немалый.
Когда лихие черные брови начинающего злодея бесследно исчезли с лица лорда Бэскета, а щеки его утратили витальный румянец, Рутгер понял, что пора приступить к тому, ради чего он сюда пришел.
Он смело отодвинул портьеру, которая скрывала высокое витражное окно, и выступил навстречу актеру.
– Я приветствую вас, благородный лорд Бэскет! – сказал Рутгер, дружелюбно улыбаясь. – А вместе с вами – и ваш несравненный театр!
Актер испуганно вздрогнул, оборачиваясь, но сразу же овладел собой.
– Кто вы?! Что вам от меня нужно?! – спросилон спокойно .
– Меня зовут Рутгер, лорд Данзас... Многолетний и крайне внимательный читатель иллюстрированного альманаха “Современный адорнийский театр”. Это я тот загадочный аноним, что спас от голодной смерти престарелую акрису Модиссу, гениальную исполнительницу роли матери императора Александра, пожаловав ей денег на собственный театр. Может, слыхивали о таком событии?
– Признаться не слыхивал...
– Жаль... – потупился Рутгер.
– Сразу скажу, что с недавних пор я – ярый поклонник вашего таланта. В этой пьесе вы... вы... показали себя как подлинный гений! В ваших словах звучало неподдельное чувство. А ваши глаза – они как будто одухотворяли сразу весь зал! Зрители, я клянусь, не сводили с вас восхищенных взглядов! – восторженно выпалил Рутгер.
– И вы... вы проделали такой путь... чтобы сказать мне это? Или вы хотите уболтать меня сыграть в театре этой вашей престарелой Модиссы главную роль пейзанки, по уши втрескавшейся в престарелого иноземного лорда? – недоверчиво спросил лорд Бэскет. Было видно, что он обрадован комплементам и даже польщен, хотя и боится, что Рутгер это заметит.
– Если бы я не высказал вам своих восторгов, я бы никогда себе не простил! – запальчиво воскликнул
