А на Вершину Поэзии — еще меньше!.. Я мечтаю о тираже своей книги в три экземпляра! Как это было у Данте или у Саади!.. Да!..
Будь проклято массовое книгопечатанье, которое то же для великой книги, что публичный дом для порядочной женщины…
Простите, простите меня…
Но!..
Но вот мой друг знаменитый писатель, издатель мусорных детективов, смеется надо мной: «Z, кому нужны твои книги? А вот мои книги ты нигде не купишь — они расходятся мгновенно… как грипп!.. Ха-ха, безвестный поэт Z…»
Тогда я говорю ему:
“А я видел твои книги!” — “Где?” — “Они продаются у всех Двенадцати врат в ад!.. Но есть! есть диавольские книги, которые продаются только в самом аду!.. И тебе далеко до них, мой пред’адовый брат…”
И еще поэт сказал:
Останкинская телевышка — это зубочистка во рту гнилой Власти…
Останкинская телевышка — это гигантский шампур, на котором обжаривают лучших сынов России! Нестерпим стоящий над Русью запах-чад Горящей правды!.. Да!..
О Боже…
…Поэт устал. Увял…
Всё это время он аметистовыми, охмелевшими, осмелевшими, охотничьими очами глядел на Анну и вдруг запричитал:
У вас такие глаза… Такой цвет, свет был только на фресках Дионисия… Такие глаза есть только на Руси, и вот они уходят с земли, и кудри льняные серебряные тоже уходят…
Такие, как у вас… и у меня… О Господь мой…
А ведь вы похожи на меня… Коли бы у меня была дочь — она была бы похожа на вас… то есть на меня…
А у меня никогда не было детей!.. У меня было много женщин, но ни с одной из них я не спал больше одной ночи…
А какая женщина будет рожать из-за одной ночи?..
В Последние Времена нельзя рождать детей… Зачем обрекать на страданье еще и других человеков, кроме самого себя?..
Увы — это не жажда бессмертья и продленья рода, а похоть продленья своего страданья, переноса его на близких своих…
Простите меня, девочка…
Прости меня, Аминадав… Я давно не пил хорошего вина. Опьянел!..
А утром будет большой ветер-весновей! И великая метель!.. И мне лететь… А я отяжелел…
Но я прочитаю вам свое последнее стихотворение… снежный стишок…
Когда я летаю над Русью в метели — стихи приходят мне в голову, хотя я не пускаю их, но они лезут, как ночные бомжи в брошенную избу…
…Ах ты один невинный снег
Ах ты один невинный брег
Ах ты одна невинна Русь ах у колодезя напьюсь
Из ледовой из бадьи
Ах Русь а человеки все невинные твои
Ах у колодезя упьюсь в снегах высоких утоплюсь
Но ты один невинный снег
Но ты один невинный брег
Брег жемчужного Христа брег завьюжного куста
Но ты одна невинна Русь
И у колодезя упьюсь водой водою синевой водой водою молодой
И ты одна невинна Русь и только очи льют да льют
У сирых хат у сирых хат невинно тополи стоят
У сирых хат у сирых хат мужи мережники поют
Что ты одна невинна Русь
Что ты один невинный снег
Что ты один невинный брег
Что ай лучатся ай снега что ай дорога глубока до полевого до Христа
О дай Господь о дай о дай
Дай помереть в пречистых в чистых во лиющихся в очах в устах снегах
снегах полях полях
Дай снежного хлебнуть навеки навек молока
Но ты одна невинна Русь
Но ты один невинный снег
Господь повей повей повей в снегах блаженнейших полей
Господь прими коль упасусь а коль завьюсь не сберегусь
Прими Господь невинну Русь прими Господь невинну Русь
Но ты один невинный снег звенишь вкруг брошенных церквей
Звенишь вкруг брошенных церквей
Господь помилуй и в метель
Господь помилуй и в метель Русь забы’тую в поле дщерь
Помилуй мил мал’ую дщерь
Господь средь мерзлых деревень Христов колодезь ей взлелей
Бадью текучих хрусталей в уста атласные пролей
Помилуй мил мал’ую дщерь
Но ты один невинный снег
Но ты один невинный брег
И у невинных дымных хат невинно тополи стоят
И у невинных дымных хат невинно тополи стоят
Помилуй Отче помяни Христов колодезь насади
И иииии
Бадьей ледовых жемчугов осыпь семью нагих кустов
Но ты один невинный снег
Но ты один невинный брег
Блаже!
…Поэт уже спал, опьянел, улетел…
Он уснул прямо в моем кресле у камина…
…Ночь…
Метель неистовая, прощальнозимняя треплет, наклоняет, гнет, гнетет дом мой…
Я пошел на второй этаж в свой кабинет, который теперь стал нашей с Анной спальней и уснул…
Я люблю спать в метель… Кажется, что она тебя уносит, затуманивает, убаюкивает, и ты зарываешься в глухое одеяло, как в детстве, и кажется, что это беспомощное одеяло упасет, убережет тебя от метели, и она заберется всюду и пройдет чрез все щели дома, но не пройдет чрез твое одеяло…
Тут гнездо нетронутое, заветное, сокровенное… ты лежишь, как яйцо в птичьем гнезде…
О, ночной Господь мой… Властитель снов моих…
