— И вы платили за это?
— Много платили!
— Как вы перебрались из Украины в Польшу?
— Поездом из Харькова до Львова нас провёл один человек. Во Львове он передал нас другому. Он привёз нас в деревню у польской границы. Там мы долго и тихо сидели. Затем, другие люди провели нас в Польшу. Там передали другим людям. Они перевезли нас из Польши во Францию… — переспрашивая у своих земляков, подробно рассказывал он.
— Чего это стоило вам, чтобы попасть, наконец, в Англию?
— Около десяти тысяч фунтов, — спокойно ответил он. Остальные подтвердили, кивая головами.
— Десять тысяч английских фунтов?! — переспросил я, удивившись услышанному.
— Да. От восьми и более тысяч.
— Вы заплатили по десять тысяч фунтов, чтобы перебраться с райского острова на чужой, холодный остров злых духов и тюрем… — комментировал я услышанное, не заботясь, понимают ли они меня.
Они ожидали вопросов.
— И теперь вы ожидаете депортации на родину?
— Мы отказываемся от депортации. Надеемся на предоставление нам политического убежища, — ответил он.
— Желаю вам удачи! Если ты бывал в Крыму, то знаешь, что значит десять тысяч фунтов в условиях Украины, — заговорил я о деньгах. — Для Шри-Ланки — это тоже немалые деньги. Не лучше ли было предпринять что-то с этими деньгами дома? — интересовался я.
Один из молодых слушателей, со словарём в руках, отреагировал на моё замечание, подменив старшего.
— Этой суммы недостаточно, чтобы предпринять что-то перспективное, — ответил он.
— Всяко может быть. Имея эту сумму, уже можно что-то делать, — заметил я.
— Я дома хотел жениться на девушке, которую давно знал. Мы оба хотели пожениться. Но её родители не позволили.
— Почему?
— Решили, что я бедный жених для их дочери.
— Поэтому, ты уехал сюда?
— Сначала я собирал деньги, чтобы стать достойным женихом. Пришлось продать земельный участок. Когда понял, что меня не принимают, решил уехать. Надеялся в Англии заработать, стать богатым… Возможно, затем жениться, — грустно поведал он мне свою историю.
— Если тебе предстоит рассматривать своё дело в миграционном суде, обязательно расскажи им свою историю, — советовал я.
— Мне кажется, они ничего не слышат и никого не видят. Англичане лишь вежливо отказывают нам во всём. У них на всё один ответ; «к сожалению, это невозможно».
— Когда будешь общаться с работниками миграционной службы, скажи им, что один русский, услышав твою грустную историю о несостоявшейся молодой семье, прозвал тебя King of Pain.[129]
Он не знал слова «боль». Просил меня разъяснить. Я лишь написал ему это слово. Он обратился к своему словарю. Найдя перевод, ничего не сказал. Лишь грустно кивнул мне, подтвердив, что понял.
Новые соседи умиротворили меня своей мяукающей музыкой, чаем и вялотекущей беседой. Наконец, они разошлись по соседним купе. Оставшиеся двое Цейлонских соседей и я, тоже тихо отошли ко сну.
Утром они забавно, на мой взгляд, помолились своим многоруким божкам. Сложив ладошки, зажмурившись и склонив голову на грудь, они стояли перед цветной репродукцией и шептали молитву. Затем, прихлопнув ладошками, сделали разворот на 360 градусов, снова прихлоп, разворот…
Умывшись, я вышел из барака. Женщина открывала кабинет, обозначенный как медпункт. Посетителей не было.
— Доброе утро. — Обратился я к ней.
— Доброе, — ответила она.
— Принимаете?
— Пожалуйста. Проходи, — указала она на открытую дверь.
— Присаживайся, — пригласила она, и надела белый халат.
Дождавшись, когда она расположилась за своим письменным столом и вопросительно взглянула на раннего посетителя. Я пожаловался.
— Беспокоят головные боли. Предполагаю — повышенное давление. Может, что-то посоветуете?
— Давайте проверим ваше давление, — предложила она, и стала готовить аппарат.
Давление оказалось выше нормы. Я знал об этом.
— Давление пограничное, — оценила она. — Прежде чем, что-то советовать, давайте сделаем анализ, — предложила она.
— Давайте, — пожал я плечами.
Доктор записала мои данные, взяла кровь с пальца, и вручила мне запечатанный пластиковый контейнер.
— Если ещё не завтракал, — приноси это сегодня.
Я отлучился. Спустя несколько минут, вернул ей ёмкость с уриной.
— Good boy! — похвалила доктор за расторопность, и оформила всё полученное из меня. — Загляни завтра в течение дня.
— Увидимся завтра, — покинул я кабинет.
Завтракал я в компании Саши и Экспедика. Он ел торопливо, приговаривая;
— Спешу на работу! Всё же, Серёжа, что бы ты не говорил, а условия эксплуатации трудящихся в условиях капитализма — получше, чем в белорусском социализме, — рассказывал он мне о капитализме, пережёвывая бутерброд.
— Они столетия шли в своём развитии до этой стадии отношений. На своём пути они грабили другие страны и народы, не брезговали и работорговлей. Сейчас они вежливы и соблюдают определённые правила. Но свой интерес они не упустят. Не идеализируй их лишь за то, что тебе дали заработать 20 фунтов в неделю, — обрадовался я возможности поговорить, и хоть как-то скрасить мрачную процедуру раннего, казённого завтрака.
— Серёжа, тебя бы на перевоспитание — в белорусский социализм! — посмеивался он.
— Ты ещё вспомнишь социализм Лукашенко, когда в Белоруссии объявят старт капиталистической свободе и равенству, — обещал я ему. — Особенно, когда населению массово промоют мозги Кока-колой, пивом и водкой, экономику присадят на пустой доллар, все предприятия превратят в частные источники металлолома, а образование и здравоохранение станут дорогостоящим, примитивным и опасным шарлатанством…
— Ладно. Пока парни! Заходите в гости на кофе. Посуду я приготовил. Ингредиенты попрошу приносить свои, — покинул нас изгнанник режима Лукашенко, игнорируя мои прогнозы.
После завтрака, перешли в Сашин барак и комфортно расположились в его купе.
— Я нарыл себе в библиотеке классное чтиво! — указал мне Саша на раскрытую книгу, оставленную на кровати.
Я взял книгу. Ирвинг Шоу, «Вечер в Византии» на русском языке. Советское издание.
— Представляешь, там целая полка. Вся его проза! Читается в этих условиях!.. — радовался Саша находке.
— Загляну сегодня туда.
— Загляни. Не пожалеешь. И женщины там работают приятные, — рекомендовал мне Саша, закручивая сигаретку.
Он закурил, и вернулся к чтению книги. Я пил горячий чай и писал записку своей 87-летней подруге в Саутхэмптоне.
Лишь поблагодарил её за дружбу, сообщил о своём месте нахождения и телефоне, по которому можно связаться со мной, если попросить подозвать меня к телефону…
Закончив с письмом, я вложил его в казённый почтовый конверт, подписал адреса, и, не
